— Правда? — произнесла я. — Не ожидала. Нет, правда, для меня это настоящий сюрприз.
Я заставила себя рассмеяться, хотя ничего смешного не видела. Больше всего мне хотелось ударить Билла.
— Мне кажется, она пыталась. На самом деле пыталась. Она говорила о той стипендии, на которую вы могли претендовать, когда учились в школе. Рассказывала, что не одну неделю пыталась достучаться до вашего отца, капала ему на мозги, как она это называла. Говорила, что ей приходилось хитрить, всегда приходилось хитрить.
Мы проехали мельницу и свернули обратно к городу.
— Уж что-что, а хитрить она умела, — сказала я. — Этого у нее было не отнять.
— Знаете, что она сказала, когда я предложил связаться с вами? Когда она уже умирала? Я предположил, что вы можете приехать, если я вам сообщу обо всем. А она ответила: «Нет, нет, Лекс для этого слишком умна».
Краска залила его шею и щеки до самых ушей, на меня он больше не смотрел.
Я старалась придумать, о чем бы таком приятном нам поговорить остаток пути. Мне представилось, как через несколько часов он придет домой, где в микроволновке уже разогревается его ужин. Вцепится в рубаху и брюки, стащит их с себя и успокоится — благоразумно, в одиночестве — в своей тихой спальне. «Стерва неблагодарная». Хотя так он вряд ли подумает.
Он не стал выходить из машины, чтобы попрощаться. Я выбралась и встала на тротуаре, глядя на него сквозь открытое окно. Я вся вспотела в рубашке и костюме и стояла, обняв себя за плечи — чтобы он не увидел пятна.
— Я очень ценю вашу помощь, Билл. Но впредь не смогу ее принимать.
Он не смотрел на меня, его глаза не отрывались от скучной дороги.
— Ваш отец, — вдруг произнес он. — Вы думали когда-нибудь, что он с ней делал?
— Знаете, я как-то и без этого всегда находила, о чем подумать.
Эви ждала меня в комнате над пабом, такая крошечная на фоне двух кроватей. Бледная, ссутулившаяся, она все же улыбнулась мне, когда я вошла.
— Расскажи мне. Расскажи мне все.
— Как ты себя чувствуешь?
— Да все пройдет скоро. Ну же, Лекс?
Пока я принимала душ, она сидела в углу ванной, уперевшись позвонками в радиатор. Я поведала ей весь свой день, начиная с туалетной кабинки, жестикулируя в струях воды и выныривая время от времени, чтобы увидеть выражение ее лица.
— Ты их сделала, — произнесла она.
— Абсолютно.
Я рассказала ей о Билле.
— Как Мать ухитрилась обаять его?
И, наконец, о доме — она промолчала в ответ.
— Мне нужно снова там побывать, — сказала Эви. — А ты? Что ты почувствовала?
— Ничего, — ответила я.
— Фирменный ответ Лекс: «Ничего».
— Ну я не знаю, что тут можно еще сказать, — дом и дом. Ну теперь-то ты можешь рассказать мне, как ты себя чувствуешь?