Я тяжело сглотнула. Мне показалось, что пудинг застрял где-то между горлом и животом.
— Нет, — ответил Итан. — Я просто говорю, что ты ошибся насчет Дикого Запада. Такое место существует, и мистер Грегс вовсе не дурачил меня.
— Не понимаю, Итан, о чем ты говоришь, — сказала Мать.
— Ты не слушала, что ли? — спросил Отец. — Он говорит, что он намного умнее всех нас. — И снова обратился к Итану: — Ну а чему еще ты можешь научить свою семью? Давай, расскажи нам еще что-нибудь!
— Я могу рассказать о ковбоях, — отозвался Итан. — А еще я читал о жизни первых поселенцев. Они получали письма от друзей, родственников с фронтира — те звали их к себе, на запад…
Отец расхохотался.
— Знаешь, Итан, что происходит, когда считаешь себя очень умным? — спросил он. — Ты становишься невыносимо скучным и всем надоедаешь.
В глазах Итана задрожали слезы.
— Тебе просто не понравилось, что я прав, а ты — нет!
Последующие движения Отца напомнили мне о крокодилах, которых показывали в телепередачах о природе — тогда я ими очень увлекалась, — мирных и безмятежных до тех пор, пока их добыча не зайдет в воду. Отец вскочил, перегнулся через стол и ударил Итана так сильно, что тот слетел со стула, забрызгав кровью стол.
Далила, разбуженная грохотом, заревела.
— Меня сейчас стошнит, — прошептала я Матери, и это произошло тут же, в нескольких шагах от моего стула. Отец перешагнул через меня, скорчившуюся на полу — перед лицом все тот же пудинг с почками, — и распахнул парадную дверь. Он не закрыл ее за собой, и влажный ночной холодок проник в дом. Мать вытерла лицо Итана, мою рвоту и Далилу. Уже тогда ее подбородок и груди вытянулись от огорчений. Она стала угрюмой; взгляд, такой проникновенный на детских фотографиях, стал тяжелым и смиренным. Она допила ликер из Отцовского бокала и стала ждать его возвращения. В ее утробе ворочался новый ребенок. Парад продолжался.
* * *
Итан вернулся глубокой ночью. Я услышала, как внизу он говорит что-то Горацию, а потом снова уснула. Когда я проснулась вновь, он стоял на пороге моей комнаты, в коридоре позади него горел свет. Я вспомнила другой дверной проем — в доме на Мур Вудс-роуд; он стоял там точно так же. Его силуэт с тех пор не изменился.
— Поговорим? — предложил Итан.
Будто облучил меня, спящую, своим бодрствованием. Тонкая ткань дешевенькой пижамы, купленной на вокзале, собралась складками на моем животе и между ног. Я натянула одеяло до подбородка и щурилась, глядя на свет.
— Что такое?
— Ну, ты же у меня в гостях, значит, должна меня развлекать, — ответил Итан.