Мы — дети сорок первого года (Магдеев) - страница 36
Сабир-абзый тяжело вздыхает, глядит на цигарку. Она уже наполовину выкурена, но до конца еще далеко. Цигарка толстая, длинная и здорово дымит. Сабир-абзый уводит взгляд куда-то в сторону, глядит задумчиво, и в темных зрачках его отражаются красноватые отблески огня.
— И что там дальше было, знаете? Ровнехонько в десять ноль-ноль подъехала к сельсовету, к штабу ихнему то есть, крытая машина. Игры всякие они тут прекратили, забегали по улицам — начали сгонять к площади народ. А какой в деревне народ, известно: старики, детишки да бабы. Фашисты эти, веселые, автоматы на пузо повесили, встали строем. На площади тишина. У меня тут нервы подвели: опомнился — весь дрожу. Лейтенант меня в бок ткнул и говорит: «Будь мужчиной, Гарипов, чего ты как барышня. Сейчас, говорит, эти гады казнь устраивать будут. Смотри, — говорит он мне, — и запоминай на всю жизнь, чтоб злее был…»
Глянул я в другую сторону и чуть было с чердака вниз не лязгнулся. Знаете, ребятишки, физкультурную арку? Ну, такая… на ней еще канаты висят, жерди всякие, шесты… Понимаете? Школа там рядышком стояла… Вот, вижу: из одного каната, который потоньше, фрицы, сволочи, петлю мастерят. У меня глаза будто пеленой какой затянуло, будто ослеп вдруг. И пошевельнуться-то нельзя. А товарищи мои пока спокойны. Они уж который раз в разведке, навидались. Я ведь что? Я в своей жизни курицу-то никогда не резал, жалко потому что. Я, помню, раньше — увижу, мышь какая в мышеловке, хвостишко у нее защемило, скажем, так я ее и выпущу жалеючи. Ладно. Лежим мы на чердаке, глядим туда. Вышел ихний главный начальник. Офицеры вокруг него на цыпочках, стараются. Машину эту, фургон, раскрыли, засуетились еще больше. Гляжу, выводят оттудова мужчину, руки у него скручены, а сам по пояс голый, без рубахи. Избит страшно, весь в крови, опухший, кругом синяки. Лейтенант мне бинокль протягивает. Посмотрел я — человек крупный, даже грузноватый. Брюки на нем черные, сапоги тоже. Одного глаза нет у бедняги — видать, выбили. Ну, подтолкали его к этой арке, под петлю, туда ж и полуторка подъехала с откинутыми бортами. Лесенку приставили; аккуратно все, гады, делают. Накинули ему на шею петлю — площадь вся как вымерла. Потом появились два офицера с папками в руках; один раскрыл, стал читать — приказ, наверное. Нам, конечно, слышно не очень чтоб хорошо: ветер в другую сторону дует. Только прислушались мы получше — ближе к нам кто-то переводит громко на русский. Ну, понятно стало. Накануне партизаны налет сделали, побили фрицев, а этот тоже партизан. Без предателя, конечно, не обошлось; бумагу фашисты читали, как будто им все доподлинно известно. Мол, коммунист, до войны работал в этом селе директором школы, потом парторгом был. Видали? Директор школы — и его на площади, перед детишками, которые, может, все у него учились. Я бинокль отдал, теперь латыш смотрит. Ну, дальше…