ТАК МОГ НАПИСАТЬ ОДИН ТОЛЬКО ФАДЕЕВ
Война, война кончилась…
Мы теперь живем в мирное время — в первом нашем послевоенном году. Уже продают хлеб по коммерческой цене, и мы сами не раз его покупали — вкусно! А учитель русского языка сшил себе нарядный китель из темно-зеленого сукна, красивый такой, длинный. Как он идет ему, этот китель, к его широким плечам и стройной не по годам фигуре! Ну точь-в-точь маршал! Голос у Халила Фатхиевича стал еще богаче на оттенки, гуще и бодрее. Альтафи с Зарифуллиным теперь по вечерам, перед тем как отойти ко сну, ведут достойный восхищения спор о романтизме и реализме Лермонтова. Заснувший Гизатуллин в такие моменты бредит великим гражданином Некрасовым. За поэму «Кому на Руси жить хорошо» Гизатуллин получил две пятерки: молодец, хорошо отвечал… Альтафи на переменах беседует с Халилом Фатхиевичем о сельском хозяйстве, о деревне и старается при этом говорить только на чистом русском языке. Учитель улыбается, поддакивает; на занятиях он спрашивает нас со всей строгостью, задает очень трудные вопросы…
Мы уже ходили в Ташлытау смотреть основное здание педучилища, куда, говорят, скоро нас переведут. Была весна. У красивого старинного дома с газетами в руках стояли бледные, очкастые, отчего-то похожие на худых лошадей и все, как один, длинноногие люди: они грелись на солнышке. Про них сказали, что это фашисты, взятые нашими в плен под Сталинградом… Они, не отрываясь, продолжали читать газеты и не поднимали головы, даже когда мы остановились и постояли немножко против них. Живых фашистов мы видели впервые, это произвело на нас очень сильное впечатление. Сердце стучало, словно готовое выпрыгнуть наружу, глотки пересохли; никто из нас, однако, не произнес ни слова. А они, фашисты, стояли тоже молча и, как будто ничего не случилось, читали газеты. Вот мы и встретили тех, кто четыре долгих года мучил нас голодом и холодом, кто убивал наших близких, наших отцов и братьев… Впрочем, в общежитии все разговоры велись на одну-единственную тему. О чем они сейчас думают, эти пленные фашисты? Раскаиваются ли в том, что с оружием в руках пришли на нашу землю? Может, некоторые из них и не виноваты? Ну, не совсем виноваты. Почему же они не смотрели на нас, почему прятали глаза?
…Завершающие занятия учебного года мы проводили в основном здании педучилища. Через две недели после памятной встречи с ташлытауской станции ушли в долгий путь на запад последние эшелоны с пленными; говорили, что их отвезут прямо домой, в Германию. Светлые, просторные комнаты, где жили обезвреженные фашисты, вновь превратились в учебные классы.