— Никто не уйдёт отсюда, пока я не разрешу! — практически визжит Эйвери, и подключённый к нему прибор начинает пищать. Доктор просит его успокоиться.
Мне надо уйти отсюда. Я не могу оставаться рядом с Уитом, потому что могу сорваться и наброситься на него. Краем глаза я замечаю скальпель, которым Уит резал мою ладонь. Он по-прежнему лежит на стойке, где тот его оставил. Поскольку арбалет и нож я оставила в хижине отца, теперь любую вещь я рассматриваю, как потенциальное оружие — серебряные щипцы, которыми Эйвери раскладывал лёд, металлическую кочергу, стоящую у декоративного камина в трофейной комнате — в общем, всё острое, тяжёлое или потенциально смертоносное просто притягивало моё внимание.
То, что сейчас я была безоружна, напоминало мне беззащитность, которую я ощущала в кошмарах в момент внезапного нападения разбойников. Но в тех снах я брала ближайшее оружие и с его помощью побеждала. А сейчас у меня такой возможности не было. Эйвери удерживает заложника, и я не посмею ничего сделать, пока не удостоверюсь, что Барсук благополучно вернулся к семье.
Но это не значит, что скальпель не может пригодиться позже. Я облокачиваюсь на стойку прямо рядом с лежащим скальпелем и медленно протягиваю руку в его сторону. Сама поглядываю на охранников. О'Доннелл ухмыляется и не спускает с меня глаз.
И тут Эйвери начинает орать, охранники подскакивают, глядя на него. Я хватаю скальпель, втягиваю лезвие и засовываю его в задний карман джинсов. К тому времени, как О'Доннелл снова смотрит на меня, дело уже сделано, и я направляюсь к кровати Эйвери. Он держится за живот и громко матерится, используя такие словосочетания, о существовании которых я даже и не подозревала.
— Боль в животе — типичная реакция на препарат, — уверяет его Уит. Писк и волнистые линии на мониторе сходят с ума. Мой прежний наставник вопросительно глядит на меня, но я отрицательно качаю головой. Он знает, что я могу облегчить боль. Но ему придётся выстрелить в меня, если хочет, чтобы я это сделала. Песня, которую я пою во время транса, то, как я касаюсь лица человека, его рук, ног, душистые травы, которые я растираю у его носа — все это облегчает страдание. Но раз Эйвери сказал, что не хочет всей этой «чуши», то, клянусь Геей, я не стану ему помогать.
Отступив в угол комнаты, я сажусь на пол и кидаю взгляд на часы. У Эйвери впереди добрых полчаса неимоверной боли, и я буду наслаждаться каждой минутой. Я прислоняю голову к стене и закрываю глаза, в мыслях возвращаясь к Майлсу, в наш лагерь на вершине горы. Надеюсь, он простит меня за то, что я его оставила. Наверно, он уже спит, уютно устроившись под одеялом на полу палатки. Я бы многое сейчас отдала, чтобы оказаться там с ним, хотя бы на пару мгновений.