— Что насчет нее? — спросила я, когда уже были видны последние лучи солнца.
— Я никогда не хочу быть таким, как моя мама. Или он. Я не позволю себе быть эгоистом. Я не хочу быть лжецом и обманщиком, — сказал он. Я нахмурилась и отстранилась от него.
— Окей?
Дженсен выдохнул.
— Это так хреново, — сказал он, глядя на песок. Когда он снова посмотрел мне в глаза, выражение его лица, чуть не разорвало меня на части. — Я… — Он сделал глубокий вдох. — Я встречался кое с кем, пока мы были вдали друг от друга, — сказал он, и от его слов у меня защемило сердце. — Это было несерьезно, поэтому я никогда не рассказывал тебе о ней.
— Все в порядке, — сказала я, отмахиваясь. — Не надо. Я не хочу слышать о ней.
— Мия, — сказал он, его адамово яблоко дрогнуло, когда он сглотнул. — Она беременна.
Настоящее
Дженсен
Я никогда не знал своего отца. Я знал о нем, но никогда не знал его, даже его имени.
Только накануне моего тринадцатилетия я узнал его имя. Той ночью, когда любая другая мать готовила бы подарок своему ребенку, моя собирала чемодан. Я вошел в ее комнату, потому что услышал шум и подумал, что она упала. Она была пьяницей, и в то время как большинство детей в моем классе ходили с мешками под глазами, потому что они не спали допоздна, играя в видеоигры, у меня они были, потому что я обычно держал ее каштановые волосы, пока ее рвало. Учителя называли меня безответственным за то, что я забывал свою домашнюю работу, и у меня не хватало духу, сказать им, что я делал её на полу в ванной большинство ночей, и блевотина моей матери часто попадала и размазывалась по всей тетради.
Я не умный парень, как Оливер, или же, как Виктор. Я не преуспел в спорте, как Джуниор, но у меня было сердце. Часто я просыпался после двух часов сна и учился, чтобы доказать маме, что тоже могу получать хорошие оценки. Я присоединился к бейсбольной команде и косил газон для наших соседей, думая, что эти вещи заслужат ее уважение. Но в ту ночь, когда я застукал ее собирающей чемодан, она повернулась, чтобы посмотреть на меня, ее серые глаза расширились, когда она увидела меня стоящим у двери, и тогда я понял, что ничто из этого не имело для нее значения. Это было ничем.
— Почему ты не спишь, Дженс? — спросила она, слегка заплетающимся языком.
— Что ты делаешь? — тихо спросил я, глядя, как ее руки застыли в сумке.
— Я больше не могу этого делать, — крича ответила она. — Я не могу оставаться здесь и притворяться, что знаю, как быть матерью, когда мы оба знаем, что я не знаю. Я не могу… ты слишком на него похож. Чем старше становишься, тем больше похож на него.