Я не хочу… — она замолчала, шмыгая. — Я не хочу тебя ненавидеть.
— Ты уезжаешь? — мой голос дрогнул. Дверная ручка задребезжала в моей дрожащей руке.
— Только на некоторое время. Мне просто нужно время, чтобы прояснить голову, — сказала она. — Арчер подставил нас. Я поделю счет на два, и ты получишь то, что принадлежит тебе.
— Арчер? — прошептал я, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы сморгнуть слезы, наполнившие мои глаза.
— Твой… отец.
— Ты имеешь в виду моего донора, — сказал я. — Так ты его называешь. Мой донор.
— Ну, его ведь здесь нет, не так ли? — она сплюнула, сужая глаза. — Он обещал мне мир, оплодотворил меня и бросил в меня деньгами, чтобы якобы успокоить. Ну… Я больше не могу. Я больше не могу.
Теперь она рыдала, уткнувшись лицом в руки, а ее волосы закрыли ее лицо. Я уставился на нее, на сумку на кровати, на ее комнату, на пол.
— Почему ты уезжаешь? — спросил я. — Почему?
Она шмыгнула.
— Я вернусь, когда разберусь со своими мыслями.
— Пожалуйста, не уходи, мама. Я постараюсь быть лучше, — начал умолять я.
— Пэтти скоро будет здесь, — сказала она, застегивая чемодан и вытирая лицо. Она подошла ко мне и взяла за подбородок. Мы были уже практически одного роста. Она всегда шутила об этом, когда мне приходилось помогать ей укладываться в постель. — Я люблю тебя, Дженсен. Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.
Она поцеловала меня в щеку и вышла. Я стоял на месте, пока не услышал, как за ней закрылась дверь. В голове снова и снова прокручивались ее слова: «Я люблю тебя, Дженсен.
Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.»
Я часто вспоминал о той ночи. Наверное, чаще, чем следовало, и я всегда приходил к одному и тому же выводу, она любила меня, но недостаточно, чтобы остаться. Недостаточно, чтобы поставить меня на первое место. Я рассказал эту историю только трем людям: Оливеру, Мие, а теперь и тебе. Я не жаловался. Я сам выбирал свою судьбу, и независимо от того, была ли она хорошей или плохой, я должен был принять последствия своих действий. Я рассказал ее, потому что верил, что история — это то, чему мы должны учиться. Мы изучали ее, чтобы не повторять ошибок прошлого.
Я бы не сказал, что у меня было тяжелое детство. Я знал людей, у которых было и похуже. Меня никогда не домогались и не били. Мне никогда не говорили, что я кусок дерьма. Мной просто не интересовались. Меня никогда не воспитывали. Я никогда не чувствовал любви от своих биологических родителей, но я чувствовал ее в другом месте.
Любовь была в друзьях, которые стали братьями. Она была в их родителях, и Пэтти, моей приемной матери, женщине, которая показала мне, какой должна быть мать. И она была в девушке — маленькой, нахальной блондинке по имени Мия.