Мнение В. М. Бехтерева о продолжении специфической терапии пациенту зафиксировано в письменном виде в дневниках лечащих врачей 5 мая 1923 года: «После обсуждения, несмотря на настойчивое желание Бехтерева и отчасти Осипова никакой специфической терапии не проводить (написанорукой)». Там же о втором посещении академика Бехтерева от 28 ноября 1923: «Академик Бехтерев предложил лечение вливаниями неосальварсана, чтобы была отвергнута». Это отдельное мнение в записях лечащих врачей пациента Ульянова говорит о профессиональной принципиальности В. М. Бехтерева, указывает на то, что он всегда отстаивал свое мнение, тогда как мнения других врачей в дневнике практически не отмечены.
Большевистское руководство поддерживало работу Бехтерева, но относилось к нему с недоверием. Мозг Ленина ему так и не отдали: слишком прям был Владимир Михайлович. Он вполне мог высказаться о болезни вождя научным языком так, что все бы в мире поняли, чем страдал его пациент. Напомню, Ленина лечили препаратами арсенобензольного ряда, в том числе и по настоянию самого академика В. М. Бехтерева и его помощника профессора В. П. Осипова.
Мой неутешительный вывод: В. М. Бехтерев, с его жестким характером и профессиональными принципами, если бы не погиб в 1927 году, то сгорел бы в политической мясорубке 1930-х одним из первых — режим «подравнивал» всех, кто отличался от общей массы строителей красного проекта.
Вот мнение правнука В. М. Бехтерева, директора Института мозга человека, С. В. Медведева, «То, что его убили, вещь очевидная. А история связана с Лениным, что Бехтерев поставил ему диагноз сифилис мозга (он как раз собирался ехать на международный конгресс, где мог рассказать, и, скорее всего, это и послужило)… доказать ничего нельзя: если система хочет убрать доказательства, она делает это хорошо». Если у гражданского общества и клинического сообщества ранее не было письменных свидетельств такого диагноза, то теперь у нас есть дважды высказанное мнение самого академика, зафиксированное в дневнике пациента.
Я полагаю, что, хотя отравление и связано с болезнью В. И. Ульянова, но в более сложном историческом пасьянсе. «Дневник» все-таки был спрятан в архиве до решения в 2017 году руководства РГАСПИ открыть его для научной и медицинской общественности. Скрыв дневник, вряд ли стоило остерегаться Бехтерева. Даже если бы он, выехав за границу, что-то сказал кому-то в личной беседе о причине болезни Председателя Совнаркома, доказательств и подтверждений его словам не было бы. Это связано, по моему глубокому убеждению, именно с организацией НИИ мозга в Москве и передачей ему мозга В. И. Ульянова.