Однако нигилизм — весьма неоднозначное явление. С одной стороны, он, несомненно, «нежелательный гость», но с другой это возможность для очищения, сила, прокладывающая путь «растущей силе духа». Активные нигилисты — не просто ниспровергатели отживших свое основ во имя творения новых ценностей. Это философы-художники будущего, презирающие уют и комфорт, стремящиеся к «ревизии ценностей». Именно по этой причине они находятся по ту сторону добра и зла. Они участвуют в эстетическом самосозидании, чем оскорбляют политические и культурные принципы, на которых базируется современное общество. Мораль и демократия не являются для них Абсолютом. Не случайно Ницше выдвигал собственное понимание истинной аристократии: «Всякое возвышение типа „человек“ было до сих пор — и будет всегда — делом аристократического общества, как общества, которое верит в длинную лестницу рангов и в разноценность людей и которому в некотором смысле нужно рабство. Без пафоса дистанции, порождаемого воплощенным различием сословий, постоянной привычкой господствующей касты смотреть испытующе и свысока на подданных, служащих ей орудием, и столь же постоянным упражнением ее в повиновении и повелевании, в порабощении и умении держать подчиненных на почтительном расстоянии, совершенно не мог бы иметь места другой, более таинственный пафос — стремление к увеличению дистанции в самой душе, достижение все более возвышенных, более редких, более отдаленных, более напряженных и широких состояний, словом, не могло бы иметь места именно возвышение типа „человек“, продолжающееся „самопреодоление человека“».
То, что Ницше характеризует как «пафос дистанции», можно наблюдать во множестве неонуаровских лент: «Жар тела» (1981), «Мыс страха» (1991), «Основной инстинкт» (1992), «Подозрительные лица» — «Обычные подозреваемые» (1995). В неонуаре характеры отдельных персонажей много важнее, нежели лабиринт ситуаций, проходя через который герои либо очищаются, либо сгорают в огне своих пороков и желаний. Теперь сами характеры превращаются в лабиринт, который недоступен для закона, а потому становится местом обитания криминала. В этом мире явно царствует нигилизм, и в нем ничего не осталось от демократизма традиционного нуара. Неонуар строится на тех, кто жаждет власти и не испытывает недостатка в силе воли. Если нуар 40-х основывался на равенстве всех перед искушениями и вызовами жизни (демократизм), то неонуар — на превалировании сильных и беспринципных (нигилистический аристократизм). Зритель видит не коварство нуара, становясь его жертвой, а наблюдает картину с точки зрения того, кто сам готовит ловушки для других. Если нуар просто изжил супермена как такового, то неонуар возвысил суперантигероя, окончательно похоронив положительный персонаж.