— А ты хотел бы плеточку? — неожиданно злым тоном спросила Катя. — Хочешь поиграть во взрослые игры, босс? С девочками или мальчиками?
— Да иди ты лесом, — рассмеялся я. — Не подначивай, Катерина, мне БДСМа нахрен не надо. Мне бы до завтрашних занятий в себя прийти… Так, стоп, — прервался я, видя, как в очередной раз, неловко дернувшись, перекосилась девушка. — Слушай, дорогая подруга, а ты можешь показать мне свою спину? Что-то ты все время подозрительно морщишься и губы кусаешь…
— Не могу, — мрачно ответила девушка. — Мы не настолько близко знакомы, Саша, чтобы устраивать тебе приватный стриптиз. Обойдешься.
— Я не про то… сдается мне, тебе тоже назначили епитимью. Это так? Не ври командиру, тебя били плетьми? — пристально посмотрел я в глаза Кате.
— Пять ударов, — помолчав, кивнула бывшая медсестра.
— За что?
— За то же что и всем остальным. За споры и ор на уроке. Когда Лайсод начал выборы, Анька, ну та, которая Яркутова подружка, начала наших ребят убеждать, что мы не имеем права тебя выбирать. Дескать, ты единоличник, жмот, гад, думаешь только о себе и командиром никак быть не можешь. Погубишь весь свой отряд, всех нас до единого. Ее подружка-гадюка поддержала. Понесла всякую чушь… дескать, мы все должны быть заодно, русские и советские. А ты специально раскол вносишь, из-за тебя два отряда образовалось, и Захара на их плоту сомы тоже почему-то тоже из-за тебя сожрали. Ну я не выдержала и послала их по известному адресу. Не истинным матом, конечно, а теми словами что знала… Японцы тоже орали, власть делили… Вот Лайсод и разозлился, начал сыпать епитимьями. Японцам две, мне епитимью и Аньке с подругой. Либо пять плетей, либо штраф в тридцать монет.
— И ты выбрала плетку? — сел я на кровати. — Зачем было так делать? Мы могли легко откупиться, деньги у взвода пока есть!
— Что? — Искренне удивилась девушка. — Ну уж нет. Спина пройдет, ничего страшного со мной не случилось. А отдавать последние деньги, хоть свои, хоть наши общие я не буду! Это моя проблема, я за нее и расплатилась. Ты, наверное, хорошо в прошлой жизни жил, Саша, раз так легко деньгами разбрасываешься, — с жаром возмутилась Катя.
— Да причем тут это! — Не выдержал я. — Просто согласиться на собственную порку, это же такое унижение…
— Унижение, это согласиться жить и работать за двадцать тысяч в месяц, — резко мотнула головой девушка. — Вкалывать кассиршей в пятерочке или медсестрой в больнице и жизни не видеть, считая каждую копейку! А это… это была процедура. Она даже обставлена как укол в поликлинике. Мы с японцами пришли в приемную дисциплинарного корпуса, там нас мужик в белом халате встретил. Вежливый, сволочь. Говорит, я наставник Олв. Или доктор Олв, как вам будет удобнее. Проходите, господа курсанты, в кабинет по одному. У него неплохой медкабинет обставлен, кушеточка в углу, оборудование, все как положено. Сначала он мне давление померял, потом кардиограмму снял, чтобы убедиться, что сердце выдержит и я во время порки дуба не дам. А потом уже велел заголять спину и ложиться. Протер ее аккуратненько спиртом, плетка у него тоже продезинфицирована. Ну и… Бил сильно, сука, до крови. Но вытерпеть можно. Затем посыпал раны порошком с антибиотиком, повязку наложил, предложил обезболивающий укол и дал успокаивающую таблеточку. Спросил, есть ли жалобы на здоровье, и чем он может помочь… добрый, прямо Айболит. Говорит, поймите господа курсанты, у меня работа такая, ничего личного.