— На входе разуваемся, народ, — предупредил я, громко постучавшись в дверь. — Не будем злить хозяев. В Японии говорят, что дома в обуви может находиться только мертвец. Не станем доводить дело до таких крайностей…
— Ты большой знаток японских обычаев? — наморщила лоб Катя.
— Ни хрена, — честно ответил я. — Знаю только, что у джапов нельзя ходить дома в обуви и втыкать палочки для еды в рис. Но хотя бы постараемся быть хорошими гостями.
Дверь нам открыл сам Тецудо. При взгляде на бывшего тайи, я сразу понял, что ему пришлось сегодня нелегко. Блин, да он даже стоял с трудом. Белый как полотно, глаза смотрят с каким-то лихорадочным блеском, чуть пошатывается, нетвердо держась на ногах. На лице застыла злобная гримаса, словно у какого-то языческого божка.
— Чего тебе надо, русский? — злым тоном с порога спросил он.
— В гости решил зайти, — пожал я плечами.
— Лучше бы тебе уйти! Не видишь, нам не до гостей, — ответил японец. Похоже, он удержался от еще большей грубости лишь усилием воли.
— Да ну? — удивился я. — И тебе здравствуй, союзник. После нескольких коррекций реальности перевод с языка на язык давался легко, забирая минимум энергии и не требуя глубокого погружения в потоки силы. — А по-моему, как раз сейчас я тебе и нужен. В вашем корпусе холодно, печь не топлена, темно, значит с электричеством тоже проблемы. Дай-ка угадаю: весь твой поротый взвод сейчас в лежку лежит, один ты еле на ногах стоишь, исключительно на морально-волевых. Верно, самурай?
— Ты пришел посмеяться? — сузил глаза до щелочек перегораживающий проход летчик. — Я вас не звал.
— А мы пришли! — я сделал решительный шаг вперед, подвинув японца чуть в сторонку. — Сил нет на вас таких смотреть. Не дури, Тецудо. У меня здесь врач и медсестра. Они владеют силой, и у Ильи немного получается лечить. Вам помогут унять боль, Матвей растопит печь, я налажу электричество. Вы же в свой корпус только вселились. Девчонки вам поесть приготовят. И да, не думай, что мы тебе делаем одолжение или оказываем помощь. Я так поступаю исключительно из эгоистических соображений.
— Вот как? — вскинул подбородок японец. Кажется, я сумел немного удивить бывшего военного.
— Ага. По-моему, наш любимый Настоятель перегнул палку с порками и прочими епитимиями, — глядя Тецудо в глаза, сказал я. — Сегодня пороли вас, а через денек-другой, того и гляди, настанет наш черед. И я хотел бы рассчитывать в этом случае на твою помощь. Я знаю о чем говорю, завтра сам пойду за своей двадцаткой горячих… Если мы не будем держаться вместе и помогать друг другу, то как-то выживем, конечно. Но нам всем будет еще печальнее, чем сейчас. Старикан как с цепи сорвался, совсем ополоумел, сам видишь. А еще у нас есть саке и печеньки — достал я из сумки купленную в магазине с премиальных бутылку и пакет с выпеченным Наташей сладким «хворостом».