В темноте ей казалось, что все её подвиги в Пустынных землях бессмысленны. Ей было холодно и одиноко без её магии, она вдруг стала прежней Руби – брошенной, всеми покинутой сиротой.
Она представила, как Слуп стоит на холме и заявляет всему Ордену, что он оказался прав и девочки не годятся в Опустошители.
Но как только она мысленно увидела сияющее лицо Слупа, её строптивый характер тут же дал о себе знать. При всей своей неприязни к нему, она была благодарна, что он вызвал у неё непреклонную решимость доказать, что он ошибается.
В голове у неё сразу прояснилось; она сунула руки в карманы и пошарила. Но ничего полезного в них не оказалось, кроме уменьшающих порошков, которые дал ей Джонс, серебряного свистка, полироли для зеркала и горсти собачьих галет для скакки – Карманный бестиарий она, должно быть, потеряла.
– Да сколько можно! – крикнула она в темноту. – Хватит уже издеваться надо мной!
Но в ответ она услышала лишь злорадный смех тёмной магии.
Вдруг гробблер, видимо, споткнулся, и она соскользнула на другую сторону кармана, врезавшись в мёртвого энта. Пока она старалась подняться, её нога запуталась в одежде энта, и она с трудом дотянулась руками, чтобы высвободиться. Откинувшись назад, чтобы перевести дыхание, она вдруг задумалась и снова потянулась рукой к энту, – а что, если обшарить его карманы? Она нащупала что-то острое, конусообразное и догадалась, что это нож. В другом кармане она нашла ещё один нож, чуть меньше.
Она встала, покачиваясь, с ножом в каждой руке, и вдруг гробблер резко повернул. Руби выставила руки, чтобы удержать равновесие, и один нож вонзился в кожаный фартук достаточно глубоко, чтобы она смогла повиснуть на нём и не упасть. Ей в голову пришла мысль, и Руби воткнула второй нож в кожаную стену, выше первого, и подтянулась со дна кармана. Когда она оказалась на уровне второго ножа, она выдернула первый нож и вонзила его выше своей головы, и снова подтянулась.
Она продолжала работать, взбираясь, будто альпинист по леднику, втыкая один нож и выдёргивая второй. Продвигалась она медленно, как улитка, пальцы соскальзывали, руки ныли от напряжения. Внутренняя часть фартука округлилась, когда она добралась до брюха гробблера. Взбираться стало сложнее, и её прижало к другой стороне кармана. Ноги скользили, но ей удалось удержаться; время от времени она останавливалась, чтобы перевести дух, повиснув на двух ножах, всаженных в кожу. Она уже видела край кармана над головой, тонкую горизонтальную линию дневного света, которая расширялась и сужалась с каждым шагом гробблера.