Я стоял над двумя стонущими бандитами, и капли крови медленно стекали с моей руки и капали с острия ножа на мокрую землю. Страшная злость душила меня. Я от всего сердца ненавидел этих ползающих сейчас в окровавленной грязи мерзавцев. Мне хотелось резать и кромсать их, чтобы красная водичка брызгала во все стороны, чтобы выпустить им кишки… Внезапно мне стало противно. Тёмные твари, которых я уничтожал до того, сделали свой выбор очень давно или почти вовсе его не имели. Они прочно стояли на тёмной стороне, истребить их — было делом охранения людей от потустороннего, от мрака вечной погибели. Но эти несчастные придурки? Ну кто, кто заставлял их нападать с ножом на людей по ночным улицам? А если я и вправду был простой прохожий? И они убили бы меня просто от желания убить, так же как наверняка грабили от желания ограбить, насиловали от желания насладиться своей мнимой властью над слабейшим. Господи, что же делает малейшее касание Тьмы с людьми? Как же я был зол на это сволочное извращение мирового порядка! Но я больше не хотел я их резать. И не хотел убивать. Тьфу, да и только. Я ограничился лишь хорошим пинком по челюсти губастого. Он откатился и замер в глубоком нокауте. Второго же следовало сперва кое о чём спросить. Я присел над ним, схватил за сальные волосы и рывком запрокинул его голову к себе:
— О каком ещё «храме» ты говорил, мерзец? Кто вы? Пацанчики с района? Или хуже?
— Не понимаю, — прохрипел он. — Ты кто такой? Нам велено было караулить у «храма»… Старик сказал, что может прийти шпион. Мы думали, святоша какой придёт. А ты… Вона что умеешь. Старик похожее делал… Ты сказал бы, что свой… Зачем порезал?
— Какой я тебе свой, гнида, — сквозь зубы процедил я и сильно тряхнул бандита. Он застонал. — Говори, сволочь! Что за «храм» тут у вас? Какой такой «старик»?
— «Храм»… Тот домик — это «храм». Старик всегда так про него говорит… Старика не знаю, как зовут. Старик, и всё. Все его так кличут, погоняло такое, наверно, а имён у нас не называют. Мы простые инициаты, нижний круг! Мы не знаем ничего! Сюда приходим, когда моления. Старик говорит слова, мы повторяем. Такая силища в душе играет, лучше всякого ширева! И девочек приводят сюда. Кого для инициации, а кого… так. Старик всегда сам первый с ними на алтаре… А потом нам отдаёт. А когда жертва, так мы только если приволочь… подержать. Режет Старик всегда сам, только сам. Мы ни причём! Ты мент, что ли? Так мы не при делах! Будешь писать, пиши, мы не при делах! Больно-о-о, сука-а-а…
Это я, послушав гнусные речи, невольно придавил мерзавца коленом к земле и прижал окровавленный нож к его горлу.