— Плисецкого вы должны были запомнить.
— Почему?
— Потому что старик продемонстрировал вам записку Пушкина, написанную им перед дуэлью с Дантесом и адресованную Климентию Осиповичу Россету.
— Вы, оказывается, эрудит, — усмехнулся Щербатов.
— Вспомнили?
— Никто этой записки мне не показывал.
— Допустим. Но почему вы тогда уверились в том, что изумрудный перстень, предложенный вам человеком, который называл себя Веселовым, принадлежал Пушкину?
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
— Я говорю об изумрудном перстне Александра Сергеевича Пушкина. Этим перстнем поэт запечатал записку, адресованную Россету, и считал этот перстень своим талисманом.
— Я крайне вам признателен за эти любопытные сведения, — сказал Щербатов, — но боюсь, что вы заблуждаетесь. К перстню поэта я не имел и не имею никакого отношения.
— То есть вы хотите сказать, что вам этот перстень не продавали?
— Совершенно верно. Именно это я и хочу сказать.
— Может быть, вы забыли?
— У меня достаточно хорошая память.
— Всё-таки постараюсь её освежить, — сказал Усольцев. — В восемнадцатом году некто по фамилии Веселов (у этого человека были и другие фамилии) хотел продать перстень Пушкина государству. Он принёс перстень сидящему здесь Василию Петровичу Белову. И сам Веселов, и предложенная им вещь вызывали сомнения. И вот, когда решался вопрос о подлинности перстня, Плисецкий, которому была поручена экспертиза, решил на всём этом подзаработать и свёл вас с Веселовым. Вы встретились на квартире Плисецкого. Здесь вы и приобрели эту вещь у Веселова за сорок тысяч рублей.
— Очень интересная история, — одобрительно сказал Щербатов, — но в ней есть один маленький недостаток — отсутствие достоверности.
Усольцев ничего ему не ответил. Князь с каким-то странным любопытством посмотрел на него.
— Вы действительно уверены во всём, что сейчас мне рассказали?
— Конечно.
Щербатов театрально развёл руками.
— Тогда я вас не понимаю. Зачем все эти вопросы? Устройте мне очную ставку с Плисецким или Веселовым, и нам с вами не придётся зря терять время.
Это, конечно, был хороший совет. Но вся беда заключалась в том, что Плисецкий давно умер, его вдова покинула Москву и уехала в неизвестном направлении, а «столбовой дворянин и ценитель изящных искусств», видимо, уже веселится в Париже.
Усольцев ещё дважды беседовал с Щербатовым о талисмане Пушкина — безрезультатно. Князь категорически отрицал своё знакомство с Плисецким и Веселовым, покупку перстня и всё с этим связанное. «Не видел», «не слышал», «не знал», «не участвовал»… Нет, нет и ещё раз нет.