Оценив объёмы работ, седобородый и степенный старовер Пахомий сторговался по цене и пообещал за три дня привести корабли в надлежащий вид. По мачтам и такелажу за работу он не взялся, а вот всё остальное, что касалось самого корпуса, обещал поправить.
Особая команда устроилась на одном из многочисленных островков. Егеря стирались, купались, отдыхали, а многие из них занимались рыбной ловлей, выуживая рыбу для вечерней ухи. Кто-то же просто бродил по окрестностям или плавал по ерикам на небольших лодочках, с интересом наблюдая за бытом местных старообрядцев.
Рядом с ними приходили в себя и освобождённые из неволи галерные гребцы. Было их около пяти десятков. Три десятка погибших во время боя уже похоронили на отдельном кладбище.
Кого только тут не было в этой команде гребцов! Большая часть их состояла из захваченных и обращённых в рабство христиан: островных греков, балканцев и малороссов из приднепровских селений. Но были тут ещё и персы, сирийцы, арабы и даже несколько феллахов из Египта, из тех, что принимали участие в недавнем восстании против османов, а потом были захвачены ими в плен и брошены на галеры.
Были они все худыми и жилистыми. Казалось, ни одной жиринки не оставалось в теле бывших рабов. Всё было выжато изнурительной работой на галере – «кадерге». Именно с названия гребного судна – «кадерга», это турецкое слово и перекочевало потом в русский лексикон, правда, уже в слегка изменённом виде – как «каторга».
Снова кипела наваристая уха в больших медных котлах. Готовили её по обычному рецепту. И тут в команде егерей, оказывается, были свои знатоки этого дела.
Вначале они отваривали свеженаловленную и выпотрошенную мелкую рыбёшку, состоявшую в основном из ершей и окуньков.
Потом эту подготовленную рыбёшку хорошо промывали, чтобы она не давала горечи и чтобы бульон из неё не был бы мутным.
– Эта рыбка хороша для навара, а особую сладость в ней ерши-бирючки дают, – учил Иван Макарович молодых егерей.
После того как вся мелкая рыба у него хорошо проваривалась, он оставлял в котле немного отстояться этому навару и уже только после того всё с него сливал. Всю же оставшуюся мелкую рыбёшку он либо выкидывал, либо отдавал на съедение самым голодным и нетерпеливым зрителям.
Затем в процеженный бульон Макарыч клал рыбу покрупнее: судака, голавля, язя, леща, ну и всех прочих, кроме сома.
– Потому как сом пригоден только для жарки, и нечего его вообще сюды совать, – вот и весь был его ответ, почему он его отложил в сторонку.
Крупная рыба уже к тому времени у него была, конечно же, очищенной, выпотрошенной и хорошо промытой. Знатоки этого дела добавляли в кипящие котлы и жировые прослойки с брюшек да ещё и рыбьи пузыри туда же клали.