– Вот так тебе и надо, дубина ты стоеросовая, – мстительно хохотнул Федька. – Это тебя Боженька за дурь твою несусветную наказывает.
Фёдор обхватил голову и сидя качался из стороны в сторону.
– А я же смотрю, лицо мне его знакомое. Ну, видел я его где-то! Да думал, среди местных офицеров же он мелькал, вот я и запомнил оттого. А тут-то вона чёё! Да как же это так-то, братцы? Вы ведь не брешете мне? Скажите как на духу всё!
– Да надо больно нам тебе брехать, – отмахнулся Карпыч. – Много внимания такой персоне великой!
– Нет, не брешете, точно, он это, Егоров-младший. Он ещё Харитошку, сына конюха из Егорьевского, из-под кнута вытащил, говорят, забивали пацана там насмерть. А он супротив родного старшего брата пошёл, чтобы только холопа от забоя вытащить. А батюшка его, помещик тамошний, потом мухрыжил на солнце под ружжом его ещё. А потом чать на войну пацаном-то и отправил, как вот меня. О ёёй! – аж взвыл Васка. – Да я ж не знал-то всего!
– Ну, вот и знай теперяча, – буркнул Карпыч и толкнул Цыгана локтем – Пошли отсель, Федька. Пущай посидит теперь да покумекает тут, дурья его башка. – И егеря растворились в темноте.
Лёшка уже собирался ложиться спать. Свеча догорала, портить глаза долгим чтением не хотелось, устал он за суматошный день сильно. А следующий обещал быть не легче, и организму требовался отдых. Одно было хорошо, за этой постоянной суетой и делами чуть меньше болела душа, оттого он, наверное, и загонял себя в постоянную работу и не знал ни минуты покоя.
– Господин офицер, Лексий, там человек к тебе просится, – тихонько постучав в дверь, заглянул хозяин избы Стефан. – Я говорю ему, ночь уже, поздно, спать офицер ляжет скоро, а он говорит, что очень надо ему, упрямый такой, рыжий.
– Упрямый, рыжий, – поднял удивлённо брови Алексей. – Ага, ну если и упрямый, а ещё и рыжий, значит, я понимаю, о ком сейчас речь. Запустите его, отец, пусть он ко мне заходит.
Знакомая фигура здоровяка нагнулась, проходя вовнутрь комнаты. Егерь из новеньких вытянулся в струнку по стойке смирно и с самым уставным видом рявкнул что только было мочи:
– Ваше благородие, разрешите обратиться к вам лично, егерь особой команды Афанасьев!
– Тише ты, Афанасьев, чё орёшь-то так! Сейчас вся команда сюда сбежится с ружьями, подумает, что тревогу объявили и уже турка наступает. Что, хочешь панику, что ли, тут поднять?
– Никак нет, Ляксей Петрович, – прогудел, как только мог тише, Василий. – Я повиниться тут к вам пришёл. Я же не знал, я же не думал, я ведь дурак как… – и лицо егеря сравнялось по цвету с волосами своей шевелюры.