- Третьего дня у Бендессенского перевала?
- Именно.
- Да. Кажется, там погиб казак, а сопровождавшие его джигиты сумели ускакать.
- Все так, но есть некоторые сомнения в правдивости показаний этих самых джигитов.
- Чем я могу помочь?
- Нужно провести вскрытие и извлечь пулю из покойного казака. Полагаю, ты сможешь определить, с какого расстояния и из какого оружия она выпущена?
- Думаю, да.
- Отлично. Из Бами в Ходжам-калу завтра выступает рота Самурского полка. Поедешь с ними.
- С пехотой! – наморщил нос Студитский. – Эдак мы неделю добираться будем.
- Зато целы останетесь, - парировал генерал.
- Нельзя ли с казаками?
- Да ты ведь непременно встрянешь в какую-нибудь авантюру.
- Помилуй, Михаил Дмитриевич! Какая же там может статься авантюра? Если на казака напали текинцы, их уже и след простыл, а если подозрения в адрес джигитов не беспочвенны, так их там и вовсе не было! Ей богу, дай мне несколько казаков и тогда я за день обернусь туда и назад с результатами вскрытия.
- Ты уверен?
- Ручаюсь тебе.
- Ну, хорошо, я прикажу послать с тобой конных охотников.
Охотниками оказались десять казаков Таманского полка во главе с урядником бароном фон Левенштерном. Последний был личностью весьма примечательной, чтобы не сказать анекдотической. Богатый помещик родом из Курляндии, он получил прекрасное образование в Геттингенском университете. Единственным его изъяном являлось плохое знание русской словесности вообще и речи в частности. К несчастью, экзамен на офицерский чин в Российской императорской армии следовало сдавать именно по-русски, а потому барон до сих пор числился в нижних чинах. Между тем, он успел поучаствовать в войне на Балканах, сумел отличиться в боях, но заветных эполет так и не добился. Употреби он половину приложенных им усилий на изучение языка Пушкина и Лермонтова, он давно бы стал офицером, но барон помимо всего прочего «славился» своим совершенно ослиным упрямством.
Единственными людьми достойными уважения в его понимании считались немцы, причем не все подряд, а имевшие перед своей фамилией приставку фон, а ещё лучше титул барона или графа. В общем, изучать речь восточных варваров он полагал ниже своего достоинства, и продолжал тянуть лямку. При всем при этом германском снобизме, Левенштерн являлся в сущности славным малым и хорошим товарищем. Во всяком случае, многие из близко знавших его офицеров отзывались о нем именно так.
Ещё одним участником экспедиции неожиданно оказался моряк по фамилии Будищев, носивший непривычное для пехоты звание кондуктор. Каким образом его занесло в самое сердце пустыни, никто достоверно не знал. Ходили лишь слухи, что он приписан к морской батарее, но последняя вроде бы только что прибыла в Чигишляр и лишь готовилась к переходу в Бами. Как и барон, он в качестве нижнего чина участвовал в Русско-Турецкой войне, о чем свидетельствовали медаль и полный георгиевский бант на его груди. И, по всей видимости, так же как фон Левенштерн участвовал в походе в надежде стать офицером.