— Мой слуга-каонай. Положен мне по службе.
— Проходите!
Страж махнул рукой напарнику: всё в порядке, пропускай. Вот так, никогда не знаешь, где упадёшь, где монету найдёшь. Небось, без рыбьей морды меня бы ещё долго мурыжили.
На борт мы поднялись последними. Двое матросов по широким сходням завели на корабль упирающуюся кобылу. Сходни подняли, ударил корабельный колокол.
Мы отчалили.
х х х
Раньше я плавал только на лодке. Впрочем, в этом путешествии для меня многое было впервые, не только качающаяся под ногами палуба корабля. Говорят, в хорошую погоду через пролив виден берег большого острова Хонсю, куда мы направлялись. Наш Госю — малый остров; только если я через наш малый десять дней ехал — каков же тогда большой?!
Но я о другом. В хорошую погоду Хонсю, может быть, и виден, но не сегодня. Пристань скрылась в пелене дождя, а дальний берег не спешил появляться. Вокруг была вода, одна вода. Серые злые волны атаковали нас волчьей стаей, разбивались о нос корабля, окатывали палубу дождём брызг. Ветер крепчал, корабль жалобно скрипел. Качало всё сильнее, чтобы не упасть, я хватался на канаты и верёвки. Не знаю, как они называются у моряков, и знать не хочу — лишь бы держали.
Плавание нравилось мне всё меньше и меньше.
Мимо прошёл Мигеру. Он за верёвки не хватался и даже не опирался на свою клюку, сунув её подмышку. Двигался он враскоряку, покачиваясь в такт кораблю. На носу каонай приложил ладонь козырьком к рыбьей маске, вглядываясь вдаль. Потом заметил, что на него смотрят матросы — и, ссутулившись, побрёл обратно.
— Ты на таком корабле плавал? — спросил я его.
— Нет. Это — плоскодонное корыто. Carga costero[77].
— Ему опасен шторм?
— Шторм? — под маской булькнуло. Похоже, каонай смеялся. — Это не шторм. Это чепуха, доброго слова не стоит. Шторм нас ждёт впереди.
Успокоил, негодяй!
Капитан предложил мне спуститься в трюм, к остальным пассажирам и лошадям, но я отказался. Если начнём тонуть, на палубе больше шансов спастись, чем в трюме: оттуда ещё поди выберись… Впрочем, свои шансы спастись в случае крушения я не переоценивал: плаваю я скверно.
Мигеру оказался прав: ветер усиливался, срывал с волн шапки пены, сёк лицо. Из-за этого я проморгал момент, когда мгла раздалась, открывая угрюмые скалы в белой ярости прибоя. Капитан выкрикнул команду, канаты заскрипели, хлопнул и вновь натянулся парус. Корабль с натугой совершил разворот, заваливаясь на левый борт. Мы шли вдоль берега, но пристани видно не было. Похоже, мы промахнулись мимо места назначения, и теперь капитан искал, где пристать.