— Слуги?
— Только О-Сузу. Вот она стоит.
О-Сузу закивала, подтверждая слова хозяина.
— Ваше место службы? Должность и срок?
— Городская стража. Караул на первой почтовой станции.
— Какая дорога?
— Хокудо, Северная дорога из Акаямы. Выслуга — двадцать три года. Последние шесть лет — старшина караула.
Отец продемонстрировал нашивку на плече.
— Ваше жалованье?
— Двадцать коку риса в год.
— Это мало? Много?
— Нам хватает, не извольте беспокоиться.
Господин Сэки медленно обвёл присутствующих взглядом. Ни у кого не нашлось что возразить или добавить к словам отца.
— Ваше любимое блюдо?
Голос, поза, выражение лица дознавателя остались прежними. Но я нутром почуял: формальная часть закончилась. Сэки-сан перешёл к главному.
3
«Кого вы любили больше?»
Отец промедлил с ответом — похоже, этого вопроса он не ожидал. Я испугался: неужели мать права?! Сейчас отца — нет, чужого человека! — кинутся вязать за сокрытие фуккацу, потащат в управу…
— Тунец, жареный в масле.
— Это все?
— Тунец с маринованным дайконом, васаби[8] и имбирём.
Я машинально кивнул: да, так и есть. Когда хватало денег, отец вечно гонял О-Сузу в харчевню за жареным тунцом — или требовал, чтобы мать жарила рыбу дома. Дайкон, васаби — я и сам любил острое.
— Верно, — одними губами выдохнула мать.
Кажется, ее подозрительность пошла на убыль.
— Он любит тунца! — подал голос Икэда. — И я тоже!
У стражника забурчало в животе. Я вспомнил, что с утра ничего не ел.
— У вас имеются родственники?
— Дядя, брат моего отца.
— Его имя?
— Шуджи.
— У него есть дети?
— Норайо и Аяка, мои двоюродные брат и сестра. Они живут в Нагасаки.
— Когда вы виделись в последний раз?
— Десять лет назад.
— Здесь?
— В Нагасаки. Мы с отцом приезжали к ним в гости.
— Ваши жена и сын были с вами?
— Нет, они остались дома.
Мой взгляд, словно заполошная белка по ветвям дерева, метался между отцом и господином Сэки. Я силился отследить малейшие изменения в лице отца, которые могли бы выдать его — или наоборот, подтвердить, что это по-прежнему он. В то же время я старался подмечать, за чем наблюдает дознаватель, искушённый в подобных делах — чтобы и самому обращать внимание на то же. В какой-то момент я уверился, что Сэки-сан отслеживает дыхание отца — и последовал примеру дознавателя. Однако отец дышал не чаще и не глубже, чем обычно. Потом мне показалось, что господин Сэки сосредоточился на руках подозреваемого:
«Напряжены? расслаблены? дрожат?! Беспокойно шевелятся?! Если неподвижны, то в каком положении замерли?»
Нет, руки — пустяки. Должно быть, он следит за отцовским лицом. Действительно ли отец спокоен и открыт? Или показная безмятежность даётся ему с трудом? А может, дознаватель больше прислушивается к голосу ответчика? К его интонациям?