— Что я говорила вам?
— Что так духи не заинтересуются им вновь. Что имя Рэйден приносит удачу. Что мальчик, став Рэйденом, ни разу не болел. Я не захотел спорить, наш сын остался Рэйденом.
— Всё верно…
Я вытер пот со лба. Оказывается, при рождении меня звали иначе? Кенсин? Ичиро? Имя Рэйден мне нравилось больше. «Гром и молния!» — смеялась бабушка, когда еще была здорова. Она стояла на крыльце и смотрела, как я вихрем ношусь по двору, лупя палкой по доскам забора. Я смеялся в ответ. Я и впрямь представлял себя божеством грома, колотящим в боевые барабаны[9].
— Последний вопрос, Хитоми-сан, — напомнил господин Сэки.
Думаю, моя мать с самого начала знала, каким будет её третий вопрос. Просто не сразу решилась его задать.
— Скажите, Хидео-сан…
Она помолчала, сцепив руки под грудью.
— Кого вы любили больше: меня или свою досточтимую матушку?
Взгляд отца заледенел. Он что, выбирает? Выбирает прямо сейчас?! Но между чем и чем? Между любовью к матери и любовью к жене? Между правдой и ложью?!
— Я не хочу огорчать тебя, Хитоми. Но я вынужден говорить правду. К сожалению, свою мать я любил больше. Прости меня, если сможешь.
— Нечего тут прощать, — мать встала перед отцом на колени. Коснулась лбом земли, выпрямилась. — Я всегда это знала. Прости и ты меня.
— Нечего тут прощать, — эхом повторил отец.
4
«Почему же ты мне не сказал?»
— Не грустите, благородная госпожа Хитоми…
Настоятель Иссэн заговорил впервые с начала дознания:
— Любовь к родителям и забота о них — одна из первейших добродетелей. Уверен, если вам и доставалась меньшая часть любви вашего мужа, то лишь в сравнении с покойной госпожой Мизуки. Честность, другая несомненная добродетель вашего уважаемого мужа, свидетельствует в его пользу.
Мать благодарно кивнула настоятелю. В глазах ее, несмотря на то, что все складывалось наилучшим образом, читалась тревога.
— Переходим к опросу других свидетелей, — объявил дознаватель.
Сказать по правде, я был уверен, что на этом расследование закончится. Но нет, господин Сэки повернулся к зеленщику:
— Как ваше имя?
— Ацуши, мой господин.
— Ацуши-сан, вы можете задать три вопроса подозреваемому.
— Это Хидео-сан, значит?
— Здесь нет других подозреваемых. И поторопитесь!
— Хидео-сан, — выпалил испуганный зеленщик, — как зовут мою жену?
Отец пожал плечами:
— Вашу жену зовут Джун.
— Да, верно! — казалось, зеленщик искренне удивился. — А как звали мою первую жену?
— Увы, я не знаю.
Мой взгляд помимо воли вновь устремился к господину Сэки. Лицо дознавателя осталось непроницаемым.
— То есть, как это? Почему не знаете?! Вы, наверное, вовсе не Хидео-сан! А, понял! — Ацуши звонко хлопнул себя ладонью по лбу, словно комара пришлёпнул. — Она ведь, бедняжка, умерла, ещё когда мы жили в Осаке. Лихорадка её забрала, мою Мегуми. Вы её и не знали вовсе, и я вам не рассказывал. Давайте сейчас расскажу! Нас сосватали ещё детьми. Уж как я её любил, как лелеял…