Крыленко был свидетелем убийства и, как говорят, пытался предотвратить его. В своем триумфальном приказе, где отмечается «падение старой Ставки, в которую теперь вольются новые силы, призванные бороться за мир», он осудил «печальный факт линчевания бывшего главнокомандующего». И в то же время он оправдывает его своей ремаркой: «Здесь нашла себе выход ненависть народа. Причиной эксцесса стало бегство генерала Корнилова в предыдущий день».
Если ненависть этих трусов и преступников находит себе выход, то кого в этом можно винить больше, чем самого Крыленко и ему подобных, месяцами подогревавших страсти, которые теперь сами не в состоянии контролировать.
Воскресенье, 2 декабря 1917 г.
Сегодня виделся с Марушевским. Он рассказал, что в субботу в три часа дня отправился в Смольный. Троцкий угрожал ему «Трубельским бастионом» (то есть заключением в Петропавловскую крепость), если он немедленно не прикажет офицерам Генерального штаба участвовать в переговорах по прекращению огня. Страсти достигли такого накала, что в конце беседы этот коротышка заявил: «Я поговорю с Подвойским. Не хочу больше с вами иметь дела!» Генерал добавил, что «Троцкий произвел на него самое скверное впечатление».
Подвойский сумел переубедить его, и он направил, как я и рекомендовал, офицеров для участия в переговорах в качестве технических экспертов, чтобы они, по возможности, старались блюсти интересы России и ее союзников. На переговоры отправились полковники Шишкин и Станиславский.
Понедельник, 3 декабря 1917 г.
Я ужинал с семьей В. По их словам, в Смольном идут разговоры об аресте посла, Торнхилла и меня. Торнхилла за то, что «он повсюду сует свой нос», а меня за то, что я – это просто «проклятье» в нашем посольстве.
Дурново тоже предупредил меня, что два-три дня мне лучше не спать дома.
Однако большевики пока не заходят так далеко, чтобы арестовывать своих союзников.
Вторник, 4 декабря 1917 г.
Вчера, в понедельник, в пять часов утра были арестованы генералы Маниковский и Марушевский.
Маниковского обвиняют в том, что, когда он был освобожден большевиками от обязанностей военного министра, он отправил циркулярную телеграмму своим подчиненным, что они могут быть смещены со своих должностей только по его личному письменному распоряжению. Это было сделано, разумеется, только для того, чтобы успокоить их и побудить продолжить службу в интересах армии и страны. Преступление Марушевского состояло, во-первых, в том, что он продолжал называть генерала Духонина главнокомандующим, тем самым поощряя его следовать независимым курсом, что закончилось его убийством. Во-вторых, в том, что он предпочел уйти в отставку, но не участвовать в переговорах по сепаратному перемирию.