Утром 7 января мы выехали из Петрограда. В нашу группу входили посол, леди Георгина и мисс Мерил Бьюкенен, адмирал Стенли, коммандер Спенсер-Купер и казначей Коллис, майоры Скейл, Нельсон и, наконец, я. Народный комиссариат иностранных дел отказался зарезервировать за нами билеты, но с помощью двух бутылок бренди оказалось гораздо легче общаться с чиновниками на местах, и нам выделили комфортабельный вагон. Большинство из представителей союзников и представители британской колонии приехали на вокзал попрощаться с послом, который, как настоящий английский джентльмен, с редким мужеством, энергией и целеустремленностью сражался в этой битве до конца. Из русских приходила только госпожа Б., но нет сомнений, что многие пожелали бы прийти, если бы осмелились, потому что не было в истории Англии посла, который любил бы Россию больше и работал бы усерднее в ее интересах.
Приложение Б
Письмо военного атташе, адресованное послу, от 30 июля 1917 г
Военная обстановка в России
30 июля 1917 г.
Господин посол!
Через три дня после начала русской революции я ставил Вас в известность об опасности, которая угрожает русской армии. Я писал и говорил Вам о том же каждый день, который я провел в Петрограде после того события. Я знаю, что Вы не упускали возможности предупредить об опасности Временное правительство. Вы несколько раз встречались с князем Львовым, с министрами Милюковым, Керенским и Терещенко. Нас в ответ упрекали в пессимизме, в том, что мы не понимаем характера русского народа.
По мнению наиболее полно информированных русских офицеров и офицеров союзников, до революции у нас были все основания надеяться на то, что кампания 1917 г. станет решающей. Французская армия не была измотана боями, британская армия достигла пика своих сил по численности и вооружению, русская армия впервые за все время войны получила достаточное техническое оснащение. Вступление в войну Соединенных Штатов не могло не подействовать угнетающе на Центральные державы.
Все эти надежды были обмануты после того, что произошло в России.
В очевидном страхе перед тем, что армия будет использована в целях контрреволюции, русское правительство последние четыре месяца вело себя пассивно, что позволило организовать попытку превратить русскую армию в недисциплинированную толпу. В правительстве полагали, что будет возможность перестроить армию на демократической основе. Каждый опытный офицер знает сложность такой задачи во время, когда идет великая война, но правительство предпочитало избавляться от любого, кто имел смелость возражать.