Так что сейчас я шел по неприветливым коридорам казенного дома, которые очень живо напоминали мне о моем пребывании в «Матросской тишине», и вдыхал тягучий смрад эмоций томящихся в заключении людей. Здесь, как мне показалось, в воздухе витали куда более тяжелые миазмы, нежели в том СИЗО, где мне довелось побывать в качестве заключенного. И если там условия были не сахар, то в этом месте, по-видимому, и вовсе их можно назвать откровенно скотскими. Кстати, первым свидетельством того, что именно таковыми они и являлись, стал тот факт, что в этом пенитенциарном учреждении отсутствовала комната свиданий в принципе. Поэтому сейчас меня сопровождали прямиком в камеру к бывшему генералу.
Идущие рядом правоохранители боязливо сторонились меня, не подходя ближе полутора метров, и украдкой, думая, что я не замечаю, рассматривали мое иссеченное когтями Морфов лицо. Ну, в этом их я мог понять. Хоть Дар и затянул все раны, шрамы никуда не девались, и сейчас моя рожа выглядела так, будто ее совсем недавно пытались перемолоть в мясорубке. Да и едва не оторванное ухо как-то криво приросло, довершая картину всеобщего уродства. Интересно, а что Вика скажет, когда увидит меня таким…
Подойдя к одной из многих металлических дверей, один из тюремщиков распахнул «кормушку» и заглянул внутрь.
– Встать! – Скомандовал он. – Отойти в угол, руки за голову!
А я вдруг увидел, как из передаточного окошка прямо в лицо полицейскому медленно выплывают клубы Тьмы, но тот, не умея их видеть, не проявляет никакого беспокойства. Я тут же подскочил к двери камеры, и оттер плечом ничего не понимающего тюремщика. Как я и ожидал, камера оказалась затоплена черным туманом, который мог означать только одно…
– Бегом за фельдшером! – Рявкнул я одному из правоохранителей, а потом повернулся к другому. – А ты быстро камеру отпирай!
Раздавшийся топот тяжелых берец известил меня, что мое поручение кинулись выполнять незамедлительно. Даже спрашивать не стали, кто я тут такой, чтобы раздавать указания столь приказным тоном.
Пронзительно скрежетнули металлические петли, и я залетел внутрь, втягивая разлитый в воздухе мрак. Собственно, врачи здесь уже не помогут. Если произошел исход Силы, значит, мозг умер, и никакие реанимационные мероприятия человека с того света уже не вернут.
Впитав всю разлитую в камере Тьму, я наконец смог увидеть и понять картину произошедшего здесь. В крохотной конуре, едва ли больше, чем два на два метра, на полу возле простой металлической кровати, свесив на грудь голову, сидел немолодой мужчина. Он расположился прямо на полу, сидя у изголовья прибитой к полу шконки, и если бы не его сведенные судорогой пальцы рук, можно было бы подумать, что он просто в таком положении задремал.