Я не стал ничего отвечать ему, а просто развернулся и молча отправился к ожидающим машинам. И чертов Галиуллин не стал больше ни о чем переспрашивать, а просто воспринял мой жест за молчаливое приглашение следовать за мной. У меня еще оставалась трусливая надежда, что солдаты остановят постороннего, избавив тем самым меня от необходимости выполнять просьбу полицейского. Но те, видя с каким важным и уверенным видом тот вышагивает возле меня, не стали ничего предпринимать, и позволили нам загрузиться в один из фургонов. Ну что за треклятое дерьмище…
***
Поездка до оборудованного под мои эксперименты объекта выдалась долгой. Мы с Дамиром тихо беседовали, вспоминая молодость и общих знакомых, посмеялись над парой веселых курьезов и забавных происшествий, случившихся с нами во времена совместного раскрытия преступлений. Мы даже немного обсудили мой внешний вид, который отличался от меня прошлого так же разительно, как отличается новенький, только сошедший с конвейера автомобиль от такого же, но попавшего под груженный кирпичами самосвал. Полицейский признался, что увидев мое лицо даже немного испугался, настолько густо оно оказалось перепахано кривыми шрамами, но его столь сильно волновала судьба Виктории, что он как-то забыл об этом упомянуть сразу. Ну а потом стало вообще не до того.
Изначально мы оба не планировали касаться никаких серьезных тем, но осознание того, что это вполне может быть наш последний разговор все-таки вынудило нас затронуть и их. Так что постепенно наш с Дамиром разговор свернул к моим с Викой отношениям.
– Ты на самом деле ее любишь? – Спросил полицейский, источая неопределенные миазмы ревности вперемешку с надеждой. Он прекрасно понимал, что так оно и есть, и что наши чувства с ней взаимны, но почему-то не соглашался до конца принимать этого. В нем будто бы боролись два непримиримых начала – разумное, которое прямо говорило ему, что он лишний в этом странном романе, и подсознательное, упрямо подмывало пересмотреть свою роль. Похоже, эта двойственность тоже являла собой долю того груза, что давил на него, но с этим, к сожалению, я тоже был бессилен что-либо сделать.
– Она, это единственная причина, по которой я пытаюсь продолжать жить, – твердо посмотрел я ему в глаза, и Галиуллин не выдержал этого взгляда.
– Это хорошо… – он принялся нервно крутить собственные пальцы, стыдясь поднять голову. – Просто, я хотел бы быть уверенным, что она в безопасности, и что ей ничего не грозит…
– У тебя будет шанс в этом убедиться.
– А? – Тут же вскинулся он. – В каком смысле?