Леночка повернулась к Жоре, ее синие глазищи выросли на пол-лица.
– Нет, пока помолчи, – замотал головой Жора. – Не перебивай… Короче, с проводником мы так и не договорились, он остался где-то там, на мосту, далеко. Мертвый. Его будут искать. Возможно, в тамбуре остались какие-то следы, я не знаю… Нам нужно уходить отсюда, понимаешь, Лена? Хоть на карачках, хоть ползком.
Леночка моргнула раз, другой. Жора подумал: сейчас забьется в истерике, точно. Но девушка спокойно произнесла:
– Да, Жора. Я понимаю. Я попробую встать. Ты не мог бы снова выйти на минутку из купе?
Жора покачал головой.
– По вагону шастают милиционеры. Пока поезд не остановится, нам лучше никуда отсюда не выходить.
Леночка сказала:
– Хорошо. Только не смотри в мою сторону. Жора уселся на свое сиденье и стал смотреть в стену. Он слышал шорох простыней, слышал, как Леночка встала, схватившись рукой за столик (звякнула посуда). Снова шорох. Вжикнула молния на платье.
– Можешь обернуться.
Она сосредоточенно причесывалась перед зеркалом, зажав в губах шпильки. Жора заметил, что подмышки у нее белые и гладкие, как у младенца. Под легкой шелковой тканью угадывались узкие стройные бедра и крошечная грудь, – Леночка чем-то напоминала манекенщиц середины девяностых, когда в моде были гранж, «Нирвана», «Спин Доктор» и рваные на коленях джинсы.
Но глаза ее блестели тусклым гриппозным блеском и губы потрескались от жара.
4.
Поезд уже начал тормозить, а за окнами вовсю мелькали городские многоэтажки и переполненные «Икарусы», когда дверь тамбура громко хлопнула, и в Шубину куртку вцепилась чья-то крепкая рука.
– Вот они где, сукины сыны!
Над курьерами нависла темная, огромная, как ледокол «Ленин», фигура. Это была проводница Нинок из шестнадцатого вагона.
– Стоят, мать твою, руки в карманы, курют! Я их по всему составу рыскаю, шукаю, думаю: вот интересно, два взрослых мужчины, вроде соображение должно быть, они что – хочут без денег до самого Мурманска доехать, что ли?! Или они хочут, чтобы я на них бригаду вызвала?
Проводница встряхнула Шубу так, что у того вывалился окурок изо рта.
– Полегче, мамаша, – вежливо заметил Кафан.
– Заткнись, говнюк, какая я тебе мамаша? Сейчас как врежу, из штанов своих вылетишь-то!.. Деньги где?! Живо!
В противоположном конце тамбура кис со смеху какой-то очкастый интеллигент. Если бы не он – Кафан уже отпилил бы этой корове голову и насадил на ручку стоп-крана, вот честное слово.
– Мы скоро вернемся на наши места, – как можно спокойнее ответил Кафан, – и тогда рассчитаемся. Сколько с нас?
– Вот уж хрен тебе с маслом, промокашка, – зверски хохотнула Нинок. – Один раз ты со своим дружком от меня смылся – больше никаких! Восемьсот тыщ на бочку, а потом можете идти куда хочите!