– Твой костюм. Ты зашел спросить, где костюм, – я застегнула блузку и поправила волосы. —Он в чистке. Но я договорилась с твоей ассистенткой. Она его заберет.
Филипп сел и посмотрел на заляпанное покрывала. Темные пятна темнели на сером жемчужном фоне. И это точно была не кровь.
– Это было в последний раз, – родил он в отрыве от диалога и я смиренно склонила голову.
– Клянусь тебе! Отныне и вовеки веков, я буду сама забирать твои костюмы из чистки.
Русалочка должна умереть.
– Ты – идиотка, – сказала Лизель и глубоко вздохнула, отвернувшись к окну.
Плечи были напряжены, руки скрещены на груди, молчание – хуже самого оскорбления.
– Ты все испортила.
– Я следую семейной традиции.
Она не ответила.
Когда девочка Ландлайен кладет свой глазик на взрослого мужика из Штрассенбергов, она идет на него, как бык. Выставив… нет, не рога, а сиськи. И прижимает его к стене. Штрассенбергские мужчины отличаются своей мощью, но их всегда подводит тестостерон. Совсем, как Самсона из Библии. Мужская мощь становится их врагом, когда речь идет о хорошенькой и упорной девушке.
Я знала, Лизель сама рассказывала, что поначалу очень верила в Джессику и любила ее, как дочь. Я лично сомневаюсь, что Лиз когда-либо знала, что Джесси есть, пока на кон не встали все деньги Броммеров. Деньги, завещанные Миркаллой ребенку Джесс. Но что бы там кто-то не говорил, Лизель не была жестокой без крайней необходимости. Ей всегда хотелось бы иметь дочь. Соратницу. Подругу.
И вот.
Сперва ее разочаровала Джессика. Теперь уже я сама. И она была слишком зла, чтобы понимать: я не была ею. У меня еще не было ни ее когтей, ни ее зубов, ни ее стальной воли.
– Я знаю, что ты сейчас злишься, – сказала я. – Знаю, что тебе кажется, я должна была целиком и полностью полагаться лишь на твой опыт. И ты права: я должна была… Но прежде, чем стать такой, как ты сейчас, я тоже должна измениться внутренне. Как и ты. Русалочка должна умереть в конце, понимаешь? Я идиотка, я это понимаю. Я слишком грубо его прижала… Но, Лиззи, ты сама была молодой. Будь ты сейчас тет-а-тет не со мной, а с той, другой девочкой, которая полюбила… Неужто, ты сказала бы ей: не смей! Забей на самый свой яркий опыт и будь, как я… Неужели, бы ты ей такое сказала.
Она обернулась, кусая губы.
– Нет, – голос дрогнул. – Прости меня… Когда становишься старой, очень сложно представить, что значит быть молодой.
Я поднялась, подошла к ней и обняла. Лизель прижалась щекой к моей щеке.
– Да, ты права: перед тем, как родится Морская Ведьма, Русалочка должна умереть… Я тоже ведь не всегда была той, кем стала…