И одно только это знание придавало мне силы жить.
– Я свободна! – сказала я голосящим чайкам.
– Размечталась, – сказал за спиной Филипп.
В пижамных штанах и тонкой белой футболке, он выглядел лет на пять моложе. Как сопляк. Привстав на цыпочки, – футболка туго облепила его тренированный торс, – Филипп вытянул руку и достал чашки. Обернулся ко мне. Я нервно сглотнула, заставив себя моргнуть.
Не сводя с меня змеиного взгляда, Филипп улыбнулся и чуть набычился, словно на прицеле держал.
– Такое чувство, я тебе нравлюсь.
Я не ответила. Губы чуть приоткрылись. Я силой воли закрыла рот.
С последнего раза, когда все было «точно в самый последний раз!», прошло четыре недели. Отмывая Джессику в ванне, борясь с искушением ее утопить, я думала: на кой мне все это? День за днем, ночь за ночью? Ради чего?
…В ту ночь, когда он совершил «сделку века», а Джесс прогнала меня, я вся в слезах позвонила Ферди и попросила его отвезти меня к Маркусу. И по дороге выложила все. Он клялся, что ничего не скажет своему брату… Но, разумеется, все сказал. Настоящий друг!
Маркус был в мастерской, когда Фил приехал. Дом вибрировал от Вивиальди и мы занимались любовью, сбросив одеяло на пол, чтоб кровать не скрипела. Вивальди сменился Моцартом. Я рыдала в расстегнутую рубашку Филиппа. Он молча целовал меня в голову.
– Теперь ты понимаешь, почему я так вскипел тогда? Почему на тебя сорвался из-за Ральфа? – спросил он, зарывшись пальцами в мои волосы. – Она умеет так влезть под кожу, что начинаешь думать, Джессика – твоя часть. И эта часть не может желать тебе чего-то плохого… И она говорила мне, что подозревает. Она не чокнутая. Она притворяется такой…
– Давай условимся, – попросила я. Губы еще горели от поцелуев и чуть саднили. – Давай условимся, что прежде, чем поругаемся, мы сначала поговорим.
– Не будет никаких «мы», – сказал он. – Тебе шестнадцать, Верена! Я не хочу, чтобы ты закончила, как она!.. А ты закончишь, если будешь со мной.
– Тогда зачем ты пришел?!
– Затем же, зачем ты меня впустила… Но это – в последний раз!
И он держался аж четыре недели.
Я надевала его рубашки. Это было единственное, что я могла с него получить. Сам Филипп почти что не появлялся дома. Зато в светской хронике появлялся. И промывая длинные волосы Джессики, испачканные желудочной слизью и желчью, я понимала: прямо сейчас, Филипп с другой, взрослой. Развлекается. А я теряю время, пытаясь оттянуть невозможное.
Миг, когда мне придется съехать отсюда.
Достаточно было лишь одного звонка. Но я все тянула. Звонок означал, что все будет кончено. Звонок означал уход с поля боя. Финальную сцену. Занавес. Когда я навеки рассталась с Ральфом, я была еще маленькой. Не знала, как будет тяжело.