— Не сомневаюсь: Вострикова купили.
— Но твоих доказательств сейчас будет мало, чтобы заставить его заговорить. Необходимы факты и неопровержимые доказательства, иначе он станет все отрицать, и мы потеряем зря время. Подобного мы не можем себе позволить, да и обвинение слишком серьезное, такими вещами просто так не кидаются. Тут пахнет скандалом.
— Что же нам тогда делать?
— Думать. Нужно найти способ, как разговорить Вострикова в самые короткие сроки. Развязать ему язык — это наш пока единственный шанс хоть на шаг подобраться к банде.
Умудренный опытом полковник, повидавший за свою жизнь такого, что многим не снилось даже в самых жутких снах, и молодой, еще желторотый лейтенант задумались.
— Твои предложения? — спросил Воронин.
Валера сидел не шелохнувшись, уставившись куда-то вдаль. На его лице отражалась напряженная работа мысли. Он что-то усиленно обдумывал.
Через минуту лейтенант произнес:
— У меня есть один план. Если он сработает, вы к вечеру будете иметь признание капитана.
— Что за план? — заинтересовался Воронин, но Валера лишь усмехнулся:
— Наверное, вам лучше этого не знать.
Воронин сурово сдвинул брови.
— Надеюсь, ничего незаконного?
— Конечно! Никаких пыток и истязаний. Обещаю. Все будет добровольно, по собственному желанию. Разрешите попробовать, Алексей Петрович? Я думаю, все получится.
Ничего не оставалось, как уступить. Но перед этим Воронин взял с парня клятвенное обещание, что закон не будет преступлен. Валера обещал.
План его отличался простотой и гениальностью. Нечто подобное он видел в одном полицейской боевике. И если капитан Востриков не отличается железной волей и непоколебимым характером, в чем приходилось сильно сомневаться, то дело обещало выгореть. К осуществлению своего плана Валера приступил немедленно, как только расстался с полковником. Взяв свою «девятку», заскочил за Пашей Морозовым и, ничего не объясняя, потащил его за собой. В машине он вручил другу внушительных размеров револьвер устаревшей конструкции и пояснил:
— Бери. Он заряжен холостыми, так что не волнуйся. Орудие бутафорское. У одного приятеля из театра одолжил.
— А в чем дело? Объясни ты, наконец! — возмущенно потребовал Паша. — У меня работа, два деда в приемной с заявлениями сидят. Ты знаешь, какую бучу они подымут, если буду отсутствовать дольше пятнадцати минут?
— Ничего, полковник прикроет.
— Так ты по делу? — оживился Морозов.
В свои двадцать семь лет, когда мечтаешь об интересной работе и головокружительной карьере, он занимался самой скучной и монотонной работой — разбирал жалобы пенсионеров. Вырваться из этого дурдома было счастьем, тем более заняться чем-то по-настоящему стоящим.