Но не теперь. Бланш невыносимо видеть, как нацисты колотят в двери. Первый раз, когда она заметила семью (они говорили по-немецки, так что, вероятно, бежали в Париж всего пару лет назад), загнанную в грузовик, детей, со слезами зовущих потерянных домашних животных, родителей с ужасом и смирением на лицах, она прижалась к стене, чувствуя, как кровь стучит в ушах. Она видела такое в газетах и кинохронике еще до прихода немцев.
Но Бланш не могла поверить, что это происходит на улицах Парижа. Что она сама стоит в толпе парижан, наблюдающих за этим, испуганных, но не вмешивающихся. Как будто они смотрели пьесу. Как будто перед ними были актеры, а не люди. Люди, которые дышат тем же воздухом, что и она, едят тот же хлеб, пьют ту же воду. Ведь если это происходило с людьми, а не с актерами…
Это могло случиться и с ней. С любым человеком.
В тот день она поспешила обратно в «Ритц», хотя те же самые люди в форме, которых она только что видела на улице, были и в «Ритце» – стояли на страже у парадного входа; прогуливались по коридору грез, что-то оживленно обсуждая; в нерабочее время, сняв шляпы, перекинув пиджаки через руку, беседовали с французскими гостями или заказывали выпивку в баре, – тут она чувствовала себя в большей безопасности.
Может, дело в том, что тут был Клод? Или в том, что в розовом, льстивом свете «Ритца» не так уж трудно притвориться той, кем она должна быть?
Бланш вздрагивает, проходя мимо нацистского солдата, который патрулирует авеню Монтень; он кивает ей, и она кивает в ответ. Обычный обмен приветствиями, но ей почему-то не по себе. Она чувствует угрозу. Но он всего лишь рядовой, ничего особенного! Она старается как можно скорее забыть о нем.
Это шикарный район, и она до сих пор не может поверить, что убедила бережливого Клода снять здесь квартиру. Роскошные Дома моды – Пату, Луи Виттон – заколочены; их владельцы куда-то сбежали, куда-то, куда сбежали все здравомыслящие богатые французы. Иногда Бланш представляет их на острове в Средиземном море: кончается шампанское, и они в ярости набрасываются друг на друга; трупы зарывают в песок.
Она вставляет ключ в замок входной двери их дома и кивает консьержке, противной старухе, которая никогда не любила Бланш. Консьержка, кажется, удивляется, увидев ее. Затем Бланш поднимается по лестнице на пятый этаж, входит в их квартиру и кричит: «Элиза? Элиза! Это мадам Аузелло».
Клод запретил ей приезжать сюда, объяснив, что, хоть немцы и контролируют весь Париж, им безопаснее оставаться в «Ритце», откуда люди не пропадают по ночам и где они всегда будут обеспечены едой и электричеством.