И потом, если Бланш и знает что-то о Клоде, так это то, что он очень педантичен.
Тем не менее, чтобы дать Элизе время уничтожить улики, Бланш не спеша осматривает столовую (фарфор все еще в буфете – они не успели его упаковать) и компактную, аккуратную кухню – самое уютное место в доме; здесь всегда тепло от духовки и пахнет чесноком и розмарином.
Наконец Бланш идет в спальню; все кажется нетронутым. Покрывало на кровати разглажено, тумбочки пусты, если не считать нескольких личных фотографий, в том числе их с Клодом свадебная карточка. Бланш остается только надеяться, что у мужа хватит порядочности отворачивать фотографию, когда он занимается с ней любовью.
Бланш берет снимок и пристально смотрит на него. На ней было элегантное платье по моде двадцатых годов – боже, заниженная талия теперь выглядит такой старомодной! На Клоде – двубортный костюм в тонкую полоску. Они выглядели счастливыми. Как будто не могли поверить, что им посчастливилось найти друг друга, как будто судьба слишком щедро одарила их, и они были настолько ошеломлены, что только глупо ухмылялись.
Все еще держа фотографию в руке, Бланш роется в гардеробе, достает пару платьев, кладет их вместе с фотографией в маленькую шляпную коробку и направляется к выходу. По крайней мере, сегодня вечером в «Ритце» Клод увидит снимок и поймет, что она бросила ему вызов и пошла в квартиру. Этого будет достаточно. Пока.
– До свидания, Элиза. Не знаю, когда вернусь, так что – до лучших времен. – Бланш обнимает напряженную служанку; к ее удивлению, Элиза тоже крепко обнимает хозяйку и целует ее в обе щеки.
– До свидания, мадам. Я буду здесь до тех пор, пока… пока буду нужна. – У нее в глазах стоят слезы, седые волосы выбиваются из строгого пучка.
Помахав напоследок рукой, Бланш спускается по лестнице и снова выходит на улицу. Задумчиво бредет, болтая в воздухе шляпной коробкой; ей не хотелось оставаться в квартире, но возвращаться в «Ритц» она тоже не торопится. И Бланш разучилась просто бродить по улицам, как делала когда-то. Как Клод учил ее делать, когда ухаживал за ней. В далеком 1923 году.
Тогда она была для него единственной женщиной в целом мире.
– В Париже нельзя спешить, – сказал он, беря Бланш за руку, как только она позволила ему это сделать. – Париж похож на прекрасную женщину. На тебя, Бланшетта. Его нужно смаковать. Как и тебя. – А потом он укусил ее за шею, и у нее екнуло сердце и закружилась голова – мужчина и город в этот момент так перепутались в сознании Бланш, так тесно переплелись, что она не знала, в кого в итоге влюбилась.