Тем временем, возвратился Ксенофонт и разогнал кар-духских лучников, отважившихся спуститься на равнину. Нестроевые и скот начали переправу. Сирийские носильщики пристроили поклажу у кромки пологого берега и терпеливо ждали своей очереди. Нестроевые разношерстной толпой двигались к берегу. Каким-то чудом им удалось сохранить единственный обоз и перетащить его через горы. Запряженный быками обоз опасно накренился, но тут же обрел равновесие, едва грязные ступицы скрылись под водой. Упряжка, вне всяких сомнений, принадлежала старику Анитию.
Сам оружейник, по колено в воде, шел следом. За ним, утопая почти по пояс, брела девушка. Худенькая, с лицом сказочной пери и черными как смоль волосами. Ее алая блуза и синяя юбка превратились в отрепья, краски выцвели от многочисленных стирок. Красно-синий платок покрывал плечи. Алек хотел окликнуть ее, но не смог, имя точно застыло на губах. Интуитивно девушка обернулась, увидела раненого, с трудом опиравшегося на локоть, и с криком бросилась к нему, то исчезая, то появляясь на поверхности вод. Потом распростерлась перед носилками, причитая:
— Александр, ты ранен! Я не знала, прости!
Имя вновь не сорвалось с его губ, но на то была веская, уважительная причина — поцелуи. Вода с мокрых прядей струилась по щекам и шее. Лишь когда девушка откинула голову, чтобы перевести дух, Алек, собравшись с силами, обнял ее за талию и вымолвил заветное:
— Сарайи!
Горючие слезы, смешанные с речной водой, хлынули ему на лицо.
— Мне нужно было остаться в деревне, но я не смогла находиться вдали от тебя, поэтому сбежала и укрылась в лагере нестроевых, пообещав Анитию стирать и готовить, если он возьмет меня с собой. Молю, Александр, не гневайся.
Впервые он заметил глубину ее бездонных карих глаз. Впервые разглядел таившиеся в них обещания.
— Я рад, что ты сбежала.
Сарайи вновь припала к его губам, но внезапно отстранилась, вспыхнула. Алек тоже покраснел при виде толпы зрителей. Помимо носильщиков, нескольких сотен ухмыляющихся пельтастов и гоплитов, на трогательное воссоединение взирал восседающий верхом Ксенофонт.
Сбросив оцепенение, Алек не замедлили воспользоваться случаем.
— Ксенофонт, ты щедро дарил мне милости, так позволь просить еще об одной. Разреши этой невольнице сопровождать войско, дабы я смог присматривать за ней.
Афинянин улыбнулся.
— Из вас двоих ты больше нуждаешься в присмотре, а кто справится с этим лучше женщины? Будь по-твоему.