– Как ты думаешь, папик, – говорит она, – может, это в нас что-то материнское?
Я сижу в кресле, Вика напротив меня на диване в своей классической позе, поджав коленки к голове и положив на них подбородок. Со стороны это так уютно! Но однажды я попытался посидеть в такой же позе, и через минуту у меня страшно заныли спина и затылок. Видимо, скелет женщин как-то по-другому устроен.
– У меня такое странное чувство, – говорю я, – будто я эту «Пленницу султана» уже когда-то читал. Хотя точно не читал.
– Это прапамять, папик, – авторитетно заявляет Вика. – В одной из прежних жизней ты был падишахом. У тебя было сто наложниц, но ты любил только одну из них. А она тебя ненавидела. Она изображала в постели страстную любовь, но втайне мечтала тебя убить. И вот однажды она пришла к тебе на ложе, спрятав в шароварах острый клинок. И когда ты хотел ею в очередной раз овладеть – чик! – отрезала твое орудие страсти. И ты умер от потери крови.
– Ты добрая девушка! Надеюсь, ее казнили?
– Отнюдь! Ты был плохой падишах, злой и жестокий, хотя не жадный почему-то. Все твои придворные были счастливы избавиться от тебя, и твой преемник эту девушку даже наградил.
– Не понимаю, откуда в тебе эти фантазии?
– Я же говорю: это – прапамять.
– Этой ночью ты стонала во сне.
– Во сне я дико занималась любовью сразу с тремя мулатами. Один из них был блондин и вылитый ты.
– Чушь! Я не мулат и не блондин.
– Я и говорю: ужасно странный был сон.
– И чем же закончился твой странный сон?
– Вдруг потекла кровь! Отовсюду – со стен, с потолка… Весь пол оказался залит кровью!
– Врешь. Начало твоего сна – из фильма «Эммануэль», а конец – из «Сердца ангела».
– Какой ты просвещенный, папик!
– Не смей называть меня папиком!
– Если честно, мне снилась мама.
– Прости… Почему ты не хочешь познакомить меня с ней?
– Потому что этого не хочешь ты…
Девочка продолжает думать и одновременно поправляет подол длинной ночной рубашки, натягивая ее на коленки.
– Я говорил тебе, чтобы ты не разгуливала передо мной в белье? Я же не хожу перед тобой в нижнем белье.
– Я тоже не хожу. И это не нижнее белье. Это baby- doll из чистого шелка. Просто ты этого не замечаешь.
Вика вскакивает с дивана и начинает вертеться передо мной, демонстрируя свою ночнушку.
– Это нынче не модно, – замечаю я. – Ночнушки не носят современные девушки, их носят восьмидесятилетние старушки.
– Что ты говоришь! А что носят современные девушки?
– Ну, какие-нибудь сексуальные пижамы с шортиками.
– Ты это видел? Где?
– В Караганде.
Ее лицо вдруг становится грустным.
– Это не babydoll, как я тебе соврала, – признается она. – Это мамина ночная сорочка. Но это правда чистый шелк. Она мне всегда так нравилась, что я выклянчила ее себе еще девочкой. Сначала она была мне велика, и я выглядела в ней смешной. Папа надо мной смеялся. Но сейчас она мне в самый раз, ты не находишь?