– Куда мы? – спросил Степан.
– Дойдем до нашего ручья, дело одно надо сделать, – ответил Николай.
– Хорошо.
Когда к вечеру они приехали к приметной бухте у камня, Николай задал коням овса, вытащил из саней пешню и метрах в тридцати от берега начал колоть лед, прорубая полынью. Степан, не понимая, понаблюдал за ним, а затем подошел и, не спрашивая зачем, поинтересовался:
– Большую дыру надо пробить?
– Нет, чтоб кулак мог пролезть, – ответил Николай, отдав пешню Степану.
– Лед не толстый ишо, быстро пробью.
– Бей, я сейчас, – сказал Николай, уходя к берегу.
Через полчаса лед был пробит, и голубая вода Енисея, выступив, притопила чуток это место. Пришел и Николай с брезентовым вещмешком, наполненным чем-то тяжелым, в руках.
– Что это? – спросил Степан.
– Горе людское, – ответил Николай и стал горстями сыпать в продолбленную лунку золотые монеты царской чеканки.
В вечернем свете они матово поблескивали, скрываясь в подледной толще чистой воды, уносимые течением. Степан завороженно, молча смотрел, как Николай горсть за горстью топил огромное богатство. Он не слышал рассказа старой цыганки и не понимал, почему и зачем Николай это делает. Не выдержав, спросил:
– Коль, зачем ты это, вот так? Это ж золото!
– Золото золоту рознь, Степка. То, что мы добыли своими руками, – это настоящее золото, чистое. А то, что мне досталось через кровь людскую и страдания нечеловеческие, то грязное золото, черное, оно нам с тобой не потребно. Пусть полежит на дне батюшки-Енисея, глядишь, очистится с годами от скверны, а там, может, кому и сослужит добрым делом.
– Так кто ж его теперь здесь найдет?
– Надо будет, найдет, а не найдет, целее будет, – с каким-то облегчением улыбнулся Николай, выбрасывая в лунку последнюю монету из мешка. – Вот так вот.
Николай перекрестился, и Степка тоже положил на себя крест.
– Все, забудь, Степа, это место раз и навсегда, поехали, дотемна еще успеем до зимовья Устиновского добраться.
Степан огляделся по сторонам. Чтобы забыть, а может, запомнить это место на могучей реке, кто его знает, и пошел к лошадям.
Этой ночью они спали в зимовье, хорошо протопленном гостеприимным хозяином Устином Никошиным. Он был рад гостям, пока ледостав был, считай, полмесяца никто проехать ни к нему, ни мимо не мог. А тут гости, да еще какие, одной веры, это ж радость великая. За полночь улеглись спать, наговорившись вдоволь с хозяином. Было о чем им поговорить, Устин в вере силен был и новости, что в мире творились, знал. Степка-то раньше лег, все у него в глазах эти золотые монеты, тонущие в воде, мерещились. «Надоть было переплавить их, и все», – думал он, не понимая.