— Почему? — спросила Полина, которая слушала начальницу с широко открытыми глазами.
— А потому, что поняла, что если соглашусь, то поломаю жизнь не только себе, но и ему. Знаешь, Поля, чтобы прожить всю жизнь в согласии и счастье, надо, ну как тебе сказать? Дышать в унисон, что ли? Ты должна чувствовать этого человека так же, как саму себя.
— И что, не пожалели?
Проскурина повернулась к ней и широко улыбнулась:
— Нисколько! Прошел год, и встретила я своего Леньку. Простой был парень, работяга. Но с ним рядом мне так легко и свободно было, ты себе даже представить не можешь. И трех месяцев не прошло, как поженились мы. Двух детей вместе подняли, сейчас внуков нянчим. В следующем году сорок лет совместной жизни праздновать будем.[9] И ни дня я не жалела, что дождалась своего счастья. Когда пару лет назад он в аварию попал, — Валентина Игоревна тяжело вздохнула, — я все утро, пока мне не позвонили, места себе не находила. Да помнишь, наверное? — усмехнулась она.
Полина кивнула. Действительно в тот день ее начальница была сама не своя — кричала на всех по поводу и без повода, все роняла, теряла, да вообще вела себя очень странно. И только около обеда ей позвонили и сообщили, что Леонид Григорьевич попал в больницу с множественными переломами и сотрясением мозга. В его машину, на которой Проскурин направлялся на дачу, врезался огромный самосвал, он чудом остался жив. Валентине Игоревне тут же дали неоплачиваемый отпуск и три долгих месяца она сутками не отходила от постели мужа.
— Вот ты спросишь, зачем я вывалила на тебя все это? А я тебе отвечу. Спроси себя, Полюшка, сможешь ли ты так же чувствовать своего будущего мужа? И с ответом не торопись — он может оказаться неожиданным.
С этими словами Проскурина вышла из сестринской, оставив Полину в тяжелом раздумье.
Они медленно шли по скверу. Ее тонкие каблучки выстукивали по сухому серому асфальту. Навстречу попалась группа подростков. Их спущенные почти до колен широченные брюки надувались на ветру пузырями, а холщовые сумки на длиннющих ремнях почти волочились по земле. Разговор напоминал птичий базар — он почти ни слова не понимал, хотя разговаривали они громко, и вроде бы по-русски. В руках каждого — банка «Спрайта». «Эти точно не дадут себе засохнуть!» — подумал Денис, провожая взглядами живописную группу.
* * *
…Вспомнилась далекая весна. Он, Денис Кравцов, семнадцати лет отроду, одетый в фирменную кожаную куртку и джинсы, шел по бульвару с Ларисой Грачевой. Ее цепкая костлявая ладошка напоминала ему морщинистую, холодную куриную лапку, отчего на его красивом лице время от времени появлялась гримаса отвращения.