Не смогла договорить, закрыла лицо руками и расплакалась. Ларс, пожалуйста, не уходи! Не бросай меня! Когда ты рядом, все, как прежде. Я не могла произнести это вслух — то ли из-за какого-то ложного стыда, то ли из-за страха, что и эти чувства искусственные.
Вскоре обнаружила, что поливаю слезами рубашку Ларса, сидя у него на коленях. А он придерживает меня бережно, как ребенка, гладит по голове и шепчет что-то ласковое.
— Тише, малышка… Не надо… Маленькая моя, милая девочка…
Нежности в исполнении Ларса — катастрофа! Потому что это так трогательно, что плакать хочется еще сильнее. Потому что гораздо привычнее было бы услышать: «Прекрати реветь, я тебя умоляю!», причем произнесенное таким тоном, как будто я занимаюсь чем-то гадким. Правда, не так часто я при нем и плакала.
— Я должен был понять раньше, — сказал Ларс, заметив, что я реже всхлипываю. — Прости, что не смог тебя защитить.
— Это же когда-нибудь закончится? — Я почти перестала плакать и подняла голову. Ларс немедленно достал платок и протянул его мне. — Спасибо, я лучше умоюсь.
И заодно слезу с коленей, потому что такая близость все еще пугала.
— Когда-нибудь закончится. — Ларс все же промокнул слезы на моих щеках. — Не возражаешь, если я пойду с тобой? Боюсь, если мы сейчас потеряем друг друга из виду, опять что-нибудь случится.
Он за руку отвел меня в ванную и держал полотенце, пока я умывалась. Честно говоря, и я боялась, что снова начнутся обиды, если Ларс отойдет.
— И защититься никак нельзя? — спросила я, когда мы вернулись на диван.
Голова все же разболелась, но еще не настолько, чтобы бежать за лекарством. Я прислонилась плечом к Ларсу и взяла его за руку, переплетя наши пальцы.
— Я не знаю, как, — вздохнул он. — Думаю, защиты нет. Это же наказание, которое нужно выдержать до конца.
— Но так не навсегда, правда?
— Нет, конечно. Может быть, станет легче. Мы же поняли, в чем дело.
— Так ты напился не потому, что я тебе не нужна? Пожалуйста, скажи правду.
Если теперь не спрошу, то уже никогда не решусь.
— Милли… — почти простонал Ларс. И приобнял меня за плечи, прижимая к себе. — Это же чушь! Ты мне нужна. Неужели я похож на человека, который стал бы издеваться над девушкой?
— О… ну… поначалу ты очень даже…
— Милли, это же было в шутку. И до того, как я… — Ларс помолчал, потом продолжил: — Да, я уже говорил, характер у меня скверный. Да, я могу быть неприятным. Я могу говорить гадости. Но врать девушке о любви, чтобы потом посмеяться над нею — это не просто гадко, это подло. Я вообще никогда тебе не врал.
— Да, — согласилась я. — Ты никогда не опускался до подлости.