Осторожно выглянув из воронки, Энли с ужасом посмотрела на продолжающих рыскать по деревне чужаков, которые продолжали методично обыскивать уцелевшие дома и сараи. Да что им надо?! Да разве можно так обходиться с людьми, с живыми людьми, которым больно?! Нельзя же, нельзя так! Кем, какой тварью нужно быть, чтобы сотворить такое?!.
И тогда, дойдя до крайней степени отчаяния, девочка решилась на страшное кощунство — помолиться Танеа, Третьему Созидающему. Помолиться о справедливости, о наказании этих зверей, пришедших убивать ни в чем не повинных людей, которые им ничего плохого не сделали. Ее, как и других детей в деревне, с раннего детства учили, что такого делать нельзя ни в коем случае, что бы ни случилось, а то ведь можно эту справедливость и получить. Ведь судил Танеа, если уж являлся на зов, что бывало очень и очень редко, раз в несколько поколений, настолько страшно и жестоко, что помнили о каждом случае столетиями. Правда поговаривали, что отзывался Третий только на молитвы чистых душой и только тогда, когда они действительно имели право на справедливость, но Энли об этом даже не вспомнила — у нее перед глазами стояло залитое кровью мертвое лицо мамы, разбитое одним из чужаков прикладом бластера. И девочка всем своим маленьким сердцем, отдавая этой молитве всю себя, саму свою душу, взмолилась о наказании убийц. Взмолилась о справедливости. Не человеческой, а высшей справедливости!
Сперва ничего не происходило, а затем Энли вдруг показалось, что на нее взглянуло что-то бесконечно огромное и столь же бесконечно равнодушное. Пролистало ее короткую жизнь, словно страницы книги, и вынесло какой-то свой страшный вердикт. Еще несколько мгновений, и в тело ребенка полилась Сила, нечеловеческая, холодная и пугающая. В ней не было место любви, состраданию и доброте. Только Закон.
Энли открыла глаза, но если бы кто-то сейчас увидел их, то поспешил бы забиться куда подальше, тихо скуля от ужаса — из глаз девочки смотрело нечто до онемения жуткое, нечто такое, с чем никто из людей не пожелал бы сталкиваться. А сама она теперь четко знала, что должна делать, и не испытывала по этому поводу никаких сомнений. Убийцы должны быть наказаны! И они будут наказаны.
* * *
Лейтенант Берти зло пнул попавшийся под ноги камень. Ему очень не нравилось нынешнее задание, да и кому понравится убивать женщин и детей, кроме извращенцев? Но приказ был однозначен — не оставлять в деревне Белый Лог в живых никого, даже животных уничтожить. Зачем? Непонятно, но никто ничего объяснять не стал, командир в ответ на вопросы рявкнул так, что лейтенант предпочел больше не рисковать — полковник Дорхи отличался очень дурным нравом, вполне мог пристрелить нижестоящего, заявив о неподчинении приказу — такое пару раз уже случалось, и никто из подчиненных спорить с полковником после этого не решался. Жить еще хочется.