Когда Качырий второй раз была в деревне, тетка Матра предупредила ее: пока не кончится страда, она не будет носить молоко — некогда, надо серпами жать рожь.
И вдруг тетка Матра пришла, да еще в необычное время — после обеда.
— А как же жатва? — удивилась Качырий.
— Ничего, теперь управимся. Комбайном убираем. Из «У куата» две жатки прислали, свои четыре в ход пустили. С рожью покончено, на овес перешли.
— А грузовик вам дали? — вспомнила Качырий.
— Есть и грузовик, из отдела культуры прислали. Шофер у меня на квартире стал. Хороший парнишка, старательный. Ой, сестрина, а уж тебя колхозники хвалят!.. Крепко ты нам помогла. Дядюшка Савлий прямо — таки не нахвалится, в гости к себе зовет. Хорошо получилось, больно хорошо. Видать, ты потом еще добавила, переделала.
— Что переделала?
— А ты разве не читала? Вот, гляди, — тетка Матра подала газету. — Ладно догадалась захватить. Как ровно знала…
Качырий жадно читала статью, узнавала и не узнавала. Действительно, написано было хорошо, сильно, она бы так, пожалуй, не сумела. Внизу три подписи и последняя, четвертая: «Е. Пузырькова, селькор».
— Вчера у нас собрание было, — рассказывала Матра. — Народу собралось! Сам Доронин приезжал. До — Досталось нашему председателю, не знал, куда деваться со стыда. Больно клялся, больше, мол, хмельного в рот не возьму. Скинули! Хватит. Сколько волка ни корми, все равно в лес норовит. Так и наш. Впервой, что ли, ему клятву-то давать.
— А кого вместо него избрали? — волнуясь, спросила Качырий. Она раскраснелась, глаза возбужденно блестели. — Поди, своего деревенского?
— Не наш и даже не мариец…
— Со стороны? Чужого?
— Так выходит. Из Москвы он. Русский.
— Из Москвы?!
— Из нее самой.
Тетка Матра принялась обстоятельно рассказывать.
… Когда перешли к выборам нового состава правления, слово взял Доронин. Он представил колхозникам сидевшего с краю стола незнакомого человека, коротко рассказал его биографию и порекомендовал избрать председателем артели. Стало так тихо, что люди слышали свое собственное дыхание. Никто не верил, что главный инженер одного из московских заводов с чистым сердцем и по своей доброй воле решил переехать в деревню. Наверняка его там выгнали, деваться ему некуда, вот и задумал пожить в глуши, пока не забудутся старые грехи. От такого добра ждать не приходится — залетная птица.