Потеряв терпение, Пузырьков схватил её за руку, вытащил в коридор, а оттуда в подъезд. Тетушка Марпа, шедшая за ними, моментально накинула крючок, торжествующе сказала дочерям:
— Ай да, спите. Обоих вытолкала.
Пузырьков дернул дверь, постучал. На улице сыро, идет дождь, а он в одной майке, на ногах — войлочные тапочки. Ладно хоть брюки успел натянуть.
После долгих уговоров тетушка Марпа смилостивилась, выкинула в форточку пиджак, ботинки, плащ.
— Я скоро приду! — крикнул Пузырьков.
— Придешь не придешь до утра все равно не открою, — послышалось в ответ…
Молча, они стояли в глубине темного подъезда, слушая шум дождя на улице. Пузырьков беспрерывно курил. При каждой вспышке спички Нелли видела его бледное, угрюмое лицо, мокрые волосы, в беспорядке спадавшие на лоб. Спичка гасла, и снова обоих поглощала темнота. В душе Нелли была благодарна злой, полураздетой ведьме за то, что она закрыла дверь за Николаем и не пустила его. Теперь они оказались в равном положении, да и разговаривать здесь куда легче, чем там, в чужой, освещенной комнате, где он чувствовал себя хозяином, а она — непрошенной гостьей.
— Говори, зачем пришла, — притушив ногой очередной окурок, глухо выдавил Пузырьков.
Нелли бросилась ему на шею. горячо зашептала:
— Ника… Какой ты бессердечный… Вспомни, ведь я быта на волосок от смерти. Из-за тебя… Если бы ты… разве бы я решилась на аборт? Я люблю тебя, Ника. Верь мне, люблю. И я… снова беременна.
— Врешь!
— Клянусь! Я хотела… по врачи говорят: нельзя, мы не можем поручиться… Что же мне делать, Ника?
Она уткнулась ему в грудь, горько разрыдалась. О, если бы она на самом деле была беременна! До сих пор слышится ворчливый голос старого доктора: «Напрасно вы это сделали. Теперь вы навсегда лишены возможности стать матерью».
— Может, это не мой…
— Твой, Ника. Твой! Никто мне не нужен, только ты. Один ты, — Нелли исступленно принялась целовать его холодное, мокрое лицо, плотно сомкнутые губы.
Пузырьков оторвал от себя руки женщины.
— Погоди, дай подумать.
— Поздно, Ника, думать. Раньше надо было. Теперь мне одно остается — написать: «Прощай!» — и под машину…
Когда дождь утих, Пузырьков проводил Нелли до остановки, посадил на последний автобус. Было решено, что пока не вернется из санатория жена, все останется по-прежнему. А потом он переселится к Нелли. Пусть она подождет, осталось совсем немного.
Паровоз дал протяжный гудок. За окнами вагона замелькали строения городской окраины. Проплыл пестрый шлагбаум, перекрывший путь десятку автомашин, и повозок, водокачка, красное кирпичное здание Товарного склада. Лязгнули буфера, и поезд остановился.