Растсояная. с полыхающим липом, стоя та Качьгрп, кпепко сцепив пальцы, и не знала, что сказать, как выпутаться пз нелепого положения.
Ее растерянность не ускользнула от пытливого взора
Бахманова, самые худшие подозрения вспыхнули в нем с новой силон.
— Говори, замуж вышла или… ночевать только приходит да грязное белье стирать оставляет?
Качырий уже готова была рассказать ему всю правду, но последние слова стегнули ее, как бичом, по самому сердцу. «Не поймет, не поверит…» Она поспешно отвернулась, отошла к окну.
— Все ясно, как на картине. Разрешите поздравить, мадам?
Качырий глянула на Бахманова: не пьян ли? Нет, вроде трезвый. Но как страшно смотрит… Почему он так на нее смотрит? И вообще, как он смеет так с пей разговаривать? Кто она ему?
Она решительно подошла к столу, взялась за утюг, гневно сверкнула глазами.
— Чего ты ко мне пристал? Почему я перед тобой должна отчитываться?
Бахманов медленно поднялся, уперся могучими кулаками в столешницу и, не сводя с нее глаз, сказал:
— Ты еще не знаешь Костю Бахманова. Если замуж вышла, ладно, тут тебе никто не указ. А чтобы какому — то жлобу любовницей стать… пока я жив, этого не будет. Имей в виду, Катерина, в порошок его сотру! Костей своих не соберет! Ну, говори, вышла?
— Вышла… — ежась под пытливым взглядом Бахманова, тихо обронила Качырий. И тут же снова рассердилась. — А тебе какое дело?
— Какое мне дело, говоришь? — Костя рывком выдернул шнур утюга из розетки, шагнул к девушке, но вдруг вспомнил свой последний разговор с Микале, там, на шоссе, вернулся на свое место, уронил голову на грудь.
Бахманов, казалось, забыл обо всем на свете, забыл, где он находится, забыл о Качырий. Бледное, без кровинки лицо, потухшие глаза, две глубокие морщины на лбу.
— Слушай, Костя, я тебе все расскажу…
— Не надо! — вскочил тот. — Ничего не говори!
— Жаль мне тебя, Костя. Зря ты…
— Мне твоя жалость не нужна, я не ребенок! Ты себя пожалей. Прощай!
Он взялся за ручку двери.
— Да, забыл… Брата твоего видел. Приглашает на Новый год. С мужем. Ну, еще привет передавал…
— Костя!..
— Все! Будь счастлива!
— Костя!!!
Хлопнула дверь. Качырий отняла руки от пылающего лица, бессильно повалилась на стул. Значит, Микале тоже… Ох, что же она наделала!
Ничего не видя, Костя Бахманов, как сорванный с якоря баркас, метался по улицам вечернего города. Перед глазами, чередуясь, мелькали два образа девушки: одна. — в черном спортивном костюме и белой пуховой шапочке, веселая, с лукавыми искорками в глазах, другая — смущенная, растерянная, в простеньком ситцевом хала гике, с крепко сцепленными пальцами рук. «Все, все пропало! Эх, Мишка, Мишка, зачем ты снова разбередил душу, подал надежду? Неужто ты не знал, что она… Да ведь мы две недели не виделись. Две недели! Пузырьков не терял время… Но как же она, Катя… так быстро…»