Механизаторы, побросав работу, плотным кольцом окружили родителя с его заморышем-сынком, молчали, не зная, как поступить в такой необычной ситуации.
— Куришь? — спросил Бахманов мальца.
— Так, балуюсь.
— Крадешь?
— Ага…
— И здесь будешь красть?
— Не, здесь не буду.
— А не врешь?
— Кормить станете, не буду! — заверил пацан.
Все засмеялись. Ишь ты, соображает. Востёр на язык.
— Так ведь ты убежишь, — высказал кто-то сомнение.
— Куда? К нему?! — мальчуган с ненавистью глянул на отца. — Ни в жисть!
— Из какого колхоза? — поинтересовался Бахманов.
— Мы не колхозники, мы — лесники, — степенно ответил отец, чувствуя благополучный исход. — В лесу живем.
— Оно и видно, что в лесу. Зачем мальчонку сюда привел?
— Так ведь сладу с ним нет. Курит. Крадет. Гляди — лес подожгёт, отвечай за него.
— Дяденьки! — вдруг засуетился мальчуган, перебегая глазами с одного на другого. — Возьмите меня. Я не бегу. Куда я убегу? Некуда мне бежать. А то — к цыганам уйду!
— Разве ты цыганенок? — пошутил кто-то.
— Ага.
— Чего ты мелешь? — окрысился лесник. — Патлы-то у него — эвон, — он сграбастал сына за огненно-рыжие вихры, тот ловко увернулся, юркнул за широченную спину Бахманова и оттуда сделал отцу «э-э!» — показал язык.
Механизаторы расхохотались. Последняя выходка мальчугана решила его судьбу.
— Пускай остается, — выразил общее мнение Бахманов.
Лесник кивнул и, не сказав ни слова, зашагал к воротам. Даже не оглянулся.
Такое равнодушное отношение к судьбе сына поразило механизаторов. И только сам виновник происшествия не обратил на это ни малейшего внимания. Еще фигура отца не скрылась за воротами, как он вышел из — за спины Бахманова, заложил руки назад и, глядя снизу вверх своими хитрющими голубыми глазами, спросил:
— Как тебя звать? Меня — Генка.
— Генок, — переиначил кто-то на марийский лад.
— Ага, Генок.
Так мальчуган прижился в МТС.
Хотели его определить в детский дом, он — ни в какую. «Сбегу! К цыганам уйду!» Тогда дали ему место в общежитии, сказали: «Будешь по силе возможности работать, обучаться ремеслу, а вечерами — в школу. Нет иди к цыганам».
За два года Генок стал отменным токарем, окончил шестой и седьмой класс вечерней школы, сильно вытянулся, по по-прежнему остался худым. «Не в коня корм», — смеялись механизаторы. Генок не обижался, как не обижались и на пего. Ему многое прощалось, сходило с рук и это порой вызывало недовольство Бахманова, который взял «цыганенка» на свою ответствен кость, обещал сделай, из него человека.
Недостатков, на взгляд Бахманова, было у его подопечного немало. От отца он унаследовал скупость, прижимистость, недоверие к людям во всем, что касалось материальных благ. Чужого он не брал — как потом выяснилось, он крал только в родительском доме, где все было под замком, крал потому, что вечно был голоден, — но и свое старался укрыть от постороннего глаза. Короче, он был из. тех, про кого говорят: «У него зимой горсточки снега не выпросишь». Второе, что серьезно тревожило Бахманова, — это пренебрежительное, почти хамское отношение парня к женщинам. Ему ничего не стоило сыграть злую шутку над старушкой, оскорбить девушку. Похоже было, что он люто ненавидит женщин, ищет случая, чтобы свести с ними какие-то свои счеты.