В роду ласса Гаэрда было много славных предков, чьи имена значились среди победителей. Лиаль знала наизусть их имена и годы жизни. Зачем ей это? Она не могла сказать точно. Наверное, девушка видела в изучении истории чужого ей рода некое развлечение. Правда, показать свой интерес и узнать, что случилось с родом Дальвейг после того времени, что последним значилось в Хрониках, Лиаль не решилась бы никогда. Тем более, что ей следовало так подробно изучать предков своего супруга, чтобы потом рассказать их детям о том, какому славному роду они принадлежат, как и полагалось делать добропорядочной матери и жене. Но, к своему стыду, лаисса Ренваль знала о роде, с которым теперь была связана ее жизнь, так мало, что и заговаривать об этом не стоило.
А еще очень хотелось узнать больше о том, что привело ласса в замок наместника, но он по-прежнему не спешил рассказывать, а Лиаль не осмеливалась спросить, несмотря на все свое любопытство. Медальон она все так же носила под одеждой, снимая его лишь тогда, когда ложилась спать, потому что менее всего хотела, чтобы прислуга, если войдет в ее опочивальню, заметила на госпоже чужую вещь. Но оставаясь в одиночестве, лаисса Ренваль доставала его, снимала с шеи и ласково обводила кончиком пальца каждую букву, повторяя написанный девиз, поглаживала орла и снова прятала под одеждой. И она, скорей, рассталась бы с жизнью, чем показала бы кому-то этот медальон или рассказала о нем.
Лиот теперь пел ей песни не о воинах и странствующих благородных лассах, сражавшихся с разбойниками, бравшими замки и спасавших прекрасных лаисс. Бард был удивлен, ибо раньше госпожа не выбирала песен, и он пел то, к чему лежала его душа. Но теперь, стоило мужчине ударить по струнам, как Лиаль останавливала его и просила:
- Лиот, спой мне про благородного ласса Хенрика. Хочу послушать о его странствиях.
- Как будет угодно моей госпоже, - склонял голову бард и заводил долгую балладу о подвигах благородного странствующего ласса.
За это время бард не принес лаиссе новых писем от брата, но тому была причина. Лиот успел только передать ее послание, а после начались снегопады, и выбраться из замка не представлялось возможным. Дорогу завалило настолько, что челядь подумывала начать расчищать путь, дабы избежать гнева господина, когда он вернется в замок и не сможет пробиться через сугробы. Но его возвращения не ожидалось еще около двух-трех недель, а снеди в замке хватало, потому прислуга позволила себе облениться, не особо слушая увещевания наложницы, а госпожа молчала.