— Неужто, — процедил сквозь зубы Каден.
Теперь ему придется видеться с ней, хочешь не хочешь. В городе вспомнят старые истории об их отношениях, и ему снова придется ловить на себе насмешливые или, что еще хуже, сочувствующие взгляды.
— Каден, расслабься, — посоветовал Джек.
Легко сказать. Он взглянул на друга. Джек был обеспокоен не меньше, но ничем не мог помочь. Если Эмма приехала насовсем — случайных встреч не избежать.
— Я должен поговорить с ней и расставить все точки над i.
— Между вами все закончилось пять лет назад.
— Это было ее решение, не мое.
В доме Уильямсов все было по‑старому. Мебель покупалась от случая к случаю и выбиралась за удобство, а потому единого стиля в интерьере не просматривалось. Коврики на полу поистрепались от времени — мать Эммы связала их крючком до рождения старшей дочери. В косых солнечных лучах послеполуденного солнца, заливших гостиную, танцевали пылинки. Большие окна выходили на лужайку перед домом. За невысокой оградой начиналась дорога, соединяющая ранчо с городком.
Взяв младшую сестру за руку, Эмма спросила:
— В чем дело, Грейси?
— В тебе.
Сестра избегала ее с тех пор, как вчера вечером Эмма переступила порог родительского дома.
— Почему? — всплеснула руками Эмма. — Я только приехала.
— Вот именно, — ответила Грейси и откинула назад кудрявые волосы. — Свалилась как снег на голову и теперь ждешь, что все будут встречать тебя с распростертыми объятиями? Так, словно ранчо не разваливается, а отец такой же, как раньше. К твоему сведению, он не встает с кровати уже год.
Зеленые глаза Грейси полыхали гневом, но Эмма не боялась. Наоборот, учитывая, что сестра отказывалась с ней разговаривать с самого приезда, крики и споры — уже прогресс.
Каждое слово сестры болью отдавалось в сердце. Как это ни ужасно, сестра права. Отец ослабел и стал совсем беспомощным, а ранчо как никогда нуждалось в сильных руках.
Эмму пронзило чувство вины.
— Ты не говорила, что отец болен.
— Он не болел. Он сдался, когда ты уехала, потерял надежду.
Как больно это слышать! От горького сожаления перехватило горло, стало трудно дышать. Она не хотела оставлять после себя руины, но прошлого не воротишь…
— Ты должна была мне сказать.
— Написать письмо? Или в один из твоих звонков «я на минуточку»? Успеешь тут все рассказать, правда?
Эмме стало еще совестнее.
— Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Грейси. Ты была дома все это время и знала, что происходит.
Глаза сестры наполнились слезами.
— Ничего не изменилось бы. — Она глубоко вздохнула, смахнула коварную каплю ладонью и продолжила тихо, но твердо: — Я пыталась управлять ранчо, отец только и делал, что переживал: как ты там одна в Калифорнии? А я в одиночку тащила на себе хозяйство.