– Почему? – спросил Дэниэл. Стоило мне открыть рот, он сразу же овладел собой, лицо вновь сделалось непроницаемым. – Я думал, тебе как никому другому, Лекси, хочется скорей обо всем забыть. Ты не из тех, кто привык жить прошлым.
– Я хочу знать, кто меня пырнул ножом. Я должна знать.
Его спокойные серые глаза смотрели на меня с холодным любопытством.
– Почему? – повторил он. – Все уже позади. Все живы-здоровы. Ничего непоправимого не случилось. Ведь так?
Твой арсенал, сказал Фрэнк. Смертельное оружие, что завещала мне Лекси, передала через Купера; радужная вспышка в темноте – раз, и нет; крохотная кнопка, запустившая всю цепочку событий. К горлу подступил ком, стало больно дышать, и я закричала, давясь словами:
– Я была беременна!
Все уставились на меня. Наступила мертвая тишина, их лица застыли – неужели никто ничего не понял?
– Я ждала ребенка, – сказала я. Голова закружилась, кажется, я чуть не упала, не помню точно. Солнечный свет лился в окно чистым золотом. – Он погиб.
Молчание.
– Неправда, – отрезал Дэниэл, но на остальных и не посмотрел. Взгляд его был прикован ко мне.
– Правда. Это правда, Дэниэл.
– Не может быть, – простонал Джастин. – Ох, Лекси, не надо. Прошу тебя.
– Это правда, – вмешалась Эбби. В голосе ее слышалась бесконечная усталость. – Я знала – знала еще до всего этого.
Дэниэл чуть запрокинул голову, с губ его сорвался вздох – протяжный, еле слышный, невыносимо печальный.
Раф сказал тихо, почти ласково:
– Ах ты ублюдок чертов. – И стал подниматься, не спеша, будто в замедленной съемке, выставив вперед кулаки.
Секунду я лихорадочно соображала, что бы это значило, – я делала ставку на Дэниэла, неважно, что он там говорил Эбби. И лишь когда Раф повторил, уже громче: Ах ты ублюдок, я поняла, что слова его адресованы не Дэниэлу. Дэниэл все еще стоял на пороге, прямо за креслом Джастина. Раф обращался к Джастину.
– Раф, – сердито оборвал его Дэниэл, – замолчи. Сейчас же. Сядь, возьми себя в руки.
Ничего хуже он придумать не мог бы. Кулаки у Рафа сжались сильнее, он смертельно побледнел, ощерился, глаза были золотистые и бессмысленные, как у рыси.
– Не смей, – процедил он, – никогда больше не смей мне указывать. Посмотри на нас. Посмотри, что ты наделал. Доволен собой? Теперь доволен? Если бы не ты…
– Раф, – вмешалась Эбби, – послушай меня. Знаю, тебе плохо…
– Мой… о боже… Это был мой ребенок. И погиб. Из-за него.
– Тихо, я сказал! – прошипел Дэниэл с угрозой.
Эбби устремила на меня пристальный, умоляющий взгляд. Я единственная, к кому бы прислушался Раф. Если бы я подошла к нему тогда, обняла, это было бы личное горе, его и Лекси, а не война всех против всех, и на том все могло и кончиться. У него не осталось бы выбора. Я представила на миг, живо и явственно, как плечи его обмякают, руки обвивают меня, от него исходит тепло, рубашка пахнет чистотой и свежестью.