Фрэнк привалился к кухонной стойке, отхлебнул кофе, посмотрел на меня.
– Если во Внутренних расследованиях станут тебя запугивать, стой на своем.
– Все было ужасно, Фрэнк, – сказала я. – В газетах от нас живого места не оставят, а начальству нужен козел отпущения.
– За что? Выстрел образцово-показательный. Дом на совести Бёрна: ему поручили присматривать, а он не уследил. Остальное ерунда, у нас есть главное: дело раскрыто. Убийцу мы нашли, хоть арестовать и не удалось. Если не наделаешь глупостей – я имею в виду, новых глупостей, – все мы выйдем сухими из воды.
Я села на матрас, достала сигареты. Непонятно было, то ли он меня ободряет, то ли угрожает, то ли всего понемножку.
– А ты? – спросила я осторожно. – Если на тебя уже заводили дело в Крысином отделе…
Фрэнк шевельнул бровью.
– Спасибо за заботу, очень тронут. Но у меня имеются кой-какие рычаги – на случай, если до этого дойдет.
Запись того нашего разговора – как я ослушалась приказа, отказалась вернуться – была между нами точно барьер. Подозрений с него это не снимет – начальник должен поддерживать в отделе порядок, – но я окажусь втянутой, а он под шумок сумеет выкрутиться. Тут я уверилась окончательно: если Фрэнк захочет свалить на меня вину, испортить мне карьеру, все в его руках, и поделом мне.
Налитые кровью глаза Фрэнка блеснули: он прочел мои мысли.
– Рычаги, – повторила я.
– Впрочем, как всегда, – ответил Фрэнк и на секунду показался мне старым, усталым. – Ты пойми, ребятам из Внутренних надо покуражиться, власть свою показать, но они пока что не стремятся тебе подгадить – или твоему Сэмми, если на то пошло. Устроят мне несколько веселых недель, но в итоге все будет тип-топ.
Меня кольнула неожиданная ярость. Неважно, решит ли Фрэнк бросить меня на растерзание, – а повлиять на него я не в силах – “тип-топ” сейчас далеко не самое подходящее определение.
– Ясно. Рада слышать.
– Тогда почему лицо вытянулось? Как спросил один бармен у одной лошади.
Я чуть зажигалкой в него не запустила.
– Ради бога, Фрэнк! Я убила Дэниэла. Я жила в его доме, сидела с ним за одним столом – я не стала говорить “целовалась с ним”, – и я его убила. Каждый день его непрожитой жизни на моей совести. Много лет я всю себя вкладывала в работу, я пришла туда поймать убийцу, и вот… – Я умолкла, чтобы Фрэнк не услышал, как у меня дрожит голос.
– Знаешь что? – сказал чуть погодя Фрэнк. – Водится за тобой дурная привычка приписывать себе чужие заслуги. – Он тяжело плюхнулся на диван с кружкой в руках, широко расставив ноги. – Дэниэл Марч был не дурак. Он знал, что делает, нарочно тебе не оставил выбора, кроме как застрелить его. Это не убийство, Кэсси. И даже не самооборона. Это самоубийство чужими руками.