Я кивнула.
Квартирка у нее была однокомнатная, в глубине второго этажа, меньше моей и проще обставлена: узкая кровать, кресло, мини-холодильник, забитый досками камин, у окна крохотный столик и стул; ни кухни, ни ванной, голые стены, пустая каминная полка. Вечер был теплый, но когда я переступила порог, то будто в ледяную воду окунулась. На потолке темнели пятна от сырости, но квартирка сияла чистотой, а в большое створчатое окно, выходившее на запад, лился печальный закатный свет. Я вспомнила комнату Эбби в “Боярышнике” – роскошное, с любовью свитое гнездышко.
Эбби опустила на пол пакеты, скинула пальто, повесила на дверь. От пакетов у нее на запястьях остались красные полосы, как от наручников.
– Не думай, не такая уж она дерьмовая, – сказала Эбби с вызовом, но в голосе сквозила усталость. – Даже с отдельной ванной. На площадке, но тут уж ничего не поделаешь.
– Никакая она не дерьмовая, – ответила я, почти не покривив душой, доводилось мне жить в местах и похуже. – Просто я ожидала… Думала, вам страховку выплатят или что-то вроде. За дом.
Эбби сжала губы.
– Страховки у нас не было. Думали, раз он столько лет простоял, лучше мы эти деньги вложим в ремонт. Идиоты.
Эбби открыла что-то похожее на стенной шкаф, внутри оказалась крохотная раковина, плита с двумя конфорками и два кухонных шкафчика.
– Участок мы продали. Неду. А что еще было делать? Он победил – а может, победила Лекси, или ваша братия, или тот тип, который дом поджег, не знаю. Словом, победили не мы.
– Тогда зачем здесь жить, – спросила я, – если не нравится?
Эбби передернула плечами. Стоя ко мне спиной, она раскладывала по полкам продукты – фасоль и помидоры в банках, дешевые кукурузные хлопья; из-под тоненького серого свитера выпирали лопатки, по-детски беззащитные.
– Первое, что подвернулось. Надо ведь было где-то жить. Когда нас отпустили, служба поддержки жертв нам подыскала отвратный полупансион в Самерхилле, а денег у нас не было, почти все наличные мы складывали в копилку – ты же знаешь, – и она сгорела во время пожара. Хозяйка велела нам уходить не позже десяти утра, но к десяти вечера быть дома, весь день я торчала в библиотеке, глядя в одну точку, а по ночам сидела в комнате одна – друг с другом мы не разговаривали… Я съехала при первой возможности. Раз участок мы продали, надо бы взять ипотеку, но чтобы выплачивать проценты, нужна работа, а пока диссертация не готова… В общем, ни черта не понятно. Мне в последнее время тяжело даются решения. Если слишком долго тянуть, квартплата все мои сбережения съест и ничего решать уже не придется.