– К большому сожалению, эта девушка – моя забота.
– Значит, – сказал Сэм, – я чего-то не понимаю. – Он выпустил мои ладони и поглаживал меня по руке, не спеша, машинально, а сам хмурился. – На мой взгляд, убийство тут самое заурядное, а от совпадений никто не застрахован. Естественно, я опешил, когда ее увидел, – решил, что это ты. Когда разобрались, надеялся, все встанет на свои места. Но вы с Мэкки… можно подумать, эта девушка вам близкий человек и вас это касается напрямую. Или я что-то упустил?
– В некотором смысле, – ответила я, – нас это касается, да. Насчет Фрэнка ты прав отчасти, для него это большое приключение. Но не только. Лекси Мэдисон появилась на свет благодаря ему, и восемь месяцев, пока я выполняла задание, он за нее отвечал, и сейчас отвечает.
– Но эта девушка не Лекси Мэдисон. Она присвоила чужие личные данные, и если хочешь, зайду завтра с утра в отдел по борьбе с мошенничеством, найду таких сотни. Нет никакой Лекси Мэдисон, вы с Мэкки ее выдумали.
Он снова сжал мои ладони.
– Понимаю, – кивнула я. – Тут ты прав.
Уголок рта у Сэма дернулся.
– Говорю же, он псих.
Насчет Фрэнка я отчасти была согласна. Я всегда подозревала, что один из секретов его знаменитой храбрости в том, что он плохо отличает реальность от вымысла. Для него каждая операция – как учебная игра Пентагона, только еще интересней, потому что опасней, а результаты заметны и долгосрочны. Изъян невелик, а у Фрэнка хватает ума его не выпячивать, но пока он ведет красивую хладнокровную игру, виртуозно прикрывая все слабые места, в глубине души он мнит себя Шоном Коннери.
Я такие вещи чую, по себе знаю. У меня грань между реальностью и фантазией тоже довольно зыбкая. Моя подруга Эмма, которая любит все раскладывать по полочкам, видит причину в том, что мои родители погибли, когда я была совсем мала, – сегодня здесь, а завтра нет – и пробили в этой грани брешь, которая так и не затянулась. За те восемь месяцев, что я изображала Лекси Мэдисон, она стала для меня живым человеком, потерянной сестрой, – как тени исчезнувших близнецов, что проступают иногда на рентгеновских снимках. Даже до того как она вернулась и нашла меня, я чувствовала себя в долгу перед нею за то, что выжила.
Сэма такое признание вряд ли обрадовало бы, ни к чему осложнять ему и без того тяжелый день. Вместо этого, чтобы хоть как-то до него достучаться, я стала ему рассказывать о работе агента. Рассказала о том, как эта работа обостряет все чувства – краски становятся яркими до боли, а воздух пьянит, как золотое игристое вино; даже походка и та меняется – балансируешь, как серфингист на гребне волны. Рассказала о том, как с тех пор больше ни разу не курила с друзьями по кругу косяк, не принимала экстази в клубе – никакой кайф не мог с этим равняться. Рассказала, как здорово у меня получалось – видимо, природный дар; прослужи я в Домашнем насилии хоть миллион лет, никогда мне не выйти на такой уровень.