– Навязчивые ухажеры, бывает, ломаются, – подтвердила я, – это да. Но если уж ломаются, то даже тут есть система. Делают много лишнего – наносят множественные ранения, обезображивают лицо. А тут всего одна рана, не такая уж и глубокая. Не вписывается в картину.
– Может быть, довершить картину он не успел, – предположил Сэм. – Он ранит ее, она убегает, а находит он ее уже мертвой.
– И все же, – отозвалась я, – ты говоришь о человеке одержимом, готовом ждать годы, следовать за ней на край света. Столь безудержная страсть, когда все-таки найдет выход, не исчезнет оттого лишь, что жертва мертва. По большому счету, он только пуще разойдется из-за того, что вновь ее упустил. Еще несколько ножевых ран, пара пинков в лицо – такое больше похоже на правду.
Приятно было углубиться в дело, как будто я снова следователь, а она очередная жертва, одна из многих; по телу разлилось тепло, как от глотка виски после целого дня на холоде. Фрэнк непринужденно развалился на стуле, но я знала, что он за мной наблюдает, – видно, слишком уж я увлеклась. Я передернула плечами, прислонилась затылком к стене, уставилась в потолок.
– А главное, – сказал, как и следовало ожидать, Фрэнк, – если она из другой страны, а он за ней последовал сюда, неважно почему, – значит, он убедится, что она мертва, и только его здесь и видели. Лишь в одном случае он задержится и мы успеем его выследить: если думает, что она жива.
Недолгое, но тяжелое молчание.
– Можем проверить всех, кто вылетает за границу, – предложил Сэм.
– А что проверять-то? – вскинулся Фрэнк. – Непонятно, кого искать, куда он летит и все такое. Чтобы продвинуться хоть на шаг, нужно выяснить ее личность.
– Мы и пытаемся. Как я уже сказал. Раз она могла сойти за ирландку, скорее всего, английский – ее родной язык. Начнем с Англии, Штатов, Канады…
Фрэнк покачал головой:
– Это долгая песня. Надо задержать здесь нашего парня – или девушку, – пока не узнаем, черт подери, кто была жертва. А способ, мне кажется, очевиден.
– Версия четвертая, – решительно сказал Сэм, загнул еще один палец и на долю секунды задержал на мне взгляд. – Ошибка преступника.
И снова недолгое молчание. Купер очнулся от полусна, на лице читался жгучий интерес. У меня горели щеки – так бывает, если неуместно выглядишь: перестаралась с макияжем или надела платье со слишком глубоким вырезом.
– Признавайся, кого разозлила, – спросил меня О’Келли. – Я имею в виду, сильней обычного.
– Домашних насильников – около сотни мужчин да десятка два женщин, – ответила я. – С кулаками никто на меня не бросался, но я вам пришлю их дела, а самых гнусных помечу.