В глазах все исчезло. Исчезла и Мисае, которой, мне так и не довелось все объяснить. Я не мог понять, где я нахожусь. Я не мог понять, в каком положении нахожусь сейчас, стою? Сижу? Лежу? Порю в воздухе? Куда все пропало? Почему я не вижу ничего? Где Мисае? О, нет. Мое сердце забилось слишком быстро. Боль была настолько сильной, что я упал в темноту. Какая ужасная кара постигла меня, что я перестал видеть лицо моей любимой? Почему окружающие меня звуки, пропали? Почему пропал именно прекрасный, звонкий, жаркий голос Мисае? Неужели, это очередной провал в памяти? Видение? Нет, я не смогу пережить, если все, что произошло со мной, всего лишь сон. Может быть, я умер? Тогда, я сейчас должен лежать в гробу, но я не чувствую сырости. Значит, я нахожусь в другом месте. Но где? Где я могу быть? А может, я сижу в машине, но у меня пропало зрение, а с ним и слух. Тогда Мисае, пытается сказать мне, что любит меня, или, что не хочет быть со мной, а я не слышу и не вижу ее? Неужели, я больше никогда не смогу увидеть прекрасного лица Мисае? Неужели, я больше не смогу услышать ее божественный, звонкий голос? Надо перестать думать об этом. Надо закрыть глаза, подумать. Если, я потерял зрение и слух, значит, мне надо вытянуть руку вперед, чтобы убедить себя в том, что я все еще в машине.
Я вытянул руку вперед себя, но вместо каких-либо твердых предметов, почувствовал только пустоту. Черная, глубокая, тихая пустота. Было настолько тихо, что я не слышал даже привычного шума, жужжания в ушах, который обычно бывает у человека находящегося в достаточно тихом месте. Что касается звука сердцебиения, то его я тоже не слышал, следовательно, бит пульсирующих сосудов тоже не было слышно. Чувствовал ли я какую-либо твердую поверхность под собой? Нет. Создавалось ощущение невесомости, которой, не было конца. Время перестало существовать. Сколько я уже сижу, порю, лежу, стою, в таком положении? Не знаю. Это ужасно, знать, что шанс вновь увидеть лицо Мисае, тает, как лед, также медленно и тихо.
— У-у-у, — тонкий голосок, врезался в уши, как вдох нашатырного спирта, разбудив слуховые рецепторы. Этот голосок принадлежал женщине, но звучал он так, будто принадлежал не совсем женщине, а русалке, ведь он был усыпляющим, навевающий страх.
— Спи, дитя мое, ложись.
Баю-баю-баю.
Солнце спряталось давно,
Горы шепчутся устало.
Ты ложись, мое дитя, ложися.
Ветер в глазоньки твои,
Сон спокойный принесет.
А коль утром ты проснешься,
Солнце ярко тебя встретит,
Ветер глазоньки откроет,
Матушка дитяти напоит.
Даст кувшинчик молочка,