В этот день, тридцать первого августа, баба Дуня и Сучка несколько часов провели в квартире бывшей жены Колыванова, куда был доставлен и в главной зале установлен гроб с трупом несчастного, умершего ночью в больнице сына прокурора. Сам прокурор то убегал, то появлялся, занимаясь организационными хлопотами насчёт похорон и лицом своим, изжелта-белого цвета, немногим отличаясь от мертвеца. Его тётка вместе с другими родственницами убирались в квартире, обмывали покойника и занимались весь световой день безрадостной подготовкой к похоронам. Сучка просидела все эти часы в уголке, притихшая и молчаливая, поглядывая иногда исподлобья на восковое лицо молодого и красивого юноши, лежавшего в гробу. Напротив Сучки сидела у гроба мать юноши, страшная видом, передавшая все дела и хлопоты другим и совершенно неспособная заниматься ничем, кроме беспрестанных рыданий.
Наконец к вечеру баба Дуня и её без пяти минут приёмная дочь поехали домой, и в восемь часов пожилая женщина привычно загремела на кухне своими кастрюльками, судочками и мисками, наполняя их пищей для бездомных бродячих кошек. Услышав это, Сучка поняла, что предстоит выход на улицу, и стала собираться. Ловко и привычно орудуя культями, она быстро надела недавно для неё купленное летнее платьице и, встав за поручни своих ходунков, вышла в прихожую. Баба Дуня была уже там, тоже одетая и вооружённая многочисленными пакетами и сумками. Вместе они вышли во двор и направились в дальний угол его, туда, где густые кленовые заросли вместе с берёзами образовали небольшую тенистую рощицу. День клонился к вечеру, и предзакатное низкое солнце, преодолевая густую листву рощицы, било в глаза багровыми и косыми лучами, заставляя жмуриться. Лёгкий ветерок приятно обдувал и играл волосами. Во дворе не было ни души, лишь откуда-то сбоку, со стороны соседнего дома, доносились голоса сидевших там на лавочке и о чём-то споривших старушек.
— Кис-кис-кис! Пушок, Мурка, идите кушать! Киса, киса, киса! — запищала высоким голоском баба Дуня, как только они ступили под сень деревьев. Продолжая зазывать кошек, она доставала и расставляла на земле посудинки с едой, в то время как Сучка направилась со своими ходунками к скамейке. Через некоторое время со всех сторон послышались приветственные мяуканья, и кошки скачками принялись сбегаться, тереться об ноги своей кормилицы, ласкаться к ней и, наконец, приниматься за трапезу. В самое короткое время их насчиталось около мисок десять или пятнадцать штук, и, пока они, зажмурившись и мурлыча, наедались досыта, баба Дуня подсела рядом с девочкой на скамейку.