Женщина только покачала головой и вздохнула, сердобольно глядя на ребёнка. А Сучка, приметно оживившись и раскрасневшись, продолжала болтать о планах на будущее, об изобильной пище, о тёплой одежде и необходимости утеплять жилище на зиму, о собачках и других темах, столь для неё важных и значимых. Время между тем текло неумолимо; чеканный ход его приближался уже к девяти часам вечера, и для счастливой болтовни драгоценных минут оставалось совсем немного.
Внезапно тот именно кобелёк, о котором недавно шла речь и которого баба Дуня давненько не видела, стремительно выскочил из кустов, ворвался в кошачье царство и, рыча и лая, принялся гоняться за кошками. Несмотря на их явное нежелание сдаваться без боя и оставлять врагу столь сытную позицию, несмотря на громкие устрашающие шипения и даже тычки двух или трёх когтистых лап по собачьей морде, победителем в итоге остался пёс, которому и достались все кошачьи объедки. Баба Дуня только и успела, что руками всплеснуть. Сучка же очень смеялась и радовалась, что, вообще говоря, было для неё редкостью — громкий смех и открытое выражение эмоций. Когда кобель принялся уплетать отвоёванную пищу, Сучка не выдержала и со словами: «Пойду поглажу», — слезла с лавочки и направила свои ходунки к кошачьему злодею. Тот поначалу шарахнулся в сторону, испугался, отбежал в кусты и даже вовсе скрылся из виду, но после, покружив вокруг да около, отважился вернуться и принял от девочки ласки, позволил себя гладить, а сам тем временем, недолго думая, вернулся к насыщению бренной плоти. Пока Сучка занималась собакой, сравнялось девять часов вечера, и когда она вернулась наконец к скамейке, то увидела там уже не одну, а две сидящие фигуры.
Какое-то время на вторую фигуру никто не обращал особенного внимания: ни разгорячённая весельем улыбающаяся Сучка, ни баба Дуня, которая совершенно и не заметила, кто это и когда подсел с нею по соседству. Собственно, фигура подсела и не рядом с пожилой женщиной, а совсем даже наособицу, на самом краешке лавочки, да и смотрела-то даже в другую сторону, укрытая капюшоном. Вообще, в этой новой и невесть откуда объявившейся фигуре, если присмотреться, было немало странного. Начать с того, что одета она была явно не по погоде — в старую и даже дырявую во многих местах куртку коричневого цвета, да ещё и с нахлобученным на голову капюшоном. Пониже куртки виднелись древние и ужасающе грязные трико, полупрозрачные от старости и ветхости, а пониже трико — стоптанные не то кеды, не то тапки. Довершал картину появившийся вместе с этою фигурой и, по всей видимости, ею же распространяемый ужасный, тошнотворный, подвальнопомойный запах затхлости и просто давно немытого, закисшего тела.